Хрестоматия

 

 

Зачем мы изучаем историю?

«Мы должны понять, почему люди интересуются историей, изучают ее и как именно они это делают. В особенности важно понять, что значит: изучать историю в наши дни? Мощный безудержный поток человеческих поколений, сменяющих одно другое, непрерывно движется по нашей планете, и в этом потоке в точке, называемой современностью, находимся мы. Никому не дано выйти из этого потока или остановить его. Трудно не оглянуться и не попытаться осмыслить пройденный путь.

Человек представляет собой историческое существо — во-первых, в том смысле, что он изменяется, развивается с ходом времени, является продуктом этого развития и осознает свою включенность в историю, а, во-вторых, потому, что сознательно или невольно воздействует на ее ход. Люди — одновременно и актеры и авторы великой драмы истории. Глубоко неверна, более того, вредна и безнравственна точка зрения, будто историю творят одни только великие люди. Для того чтобы совершить то, что они сделали, им были необходимы активная поддержка и участие тысяч и миллионов других, так называемых «маленьких» людей, либо, по крайней мере, их пассивность и покорность. Но такого рода неучастие тоже есть участие в историческом событии. «Маленьких людей» нет, есть люди, которые считают себя маленькими, которым внушили мысль, будто бы они маленькие».

Цит. по:  Гуревич А.Я., Харитонович Д.Э. История средних веков. М., 1995. С.5.

 

 

Данилевский . Н.Я .  Россия и Европа

Законы исторического развития, вытекающие из группировки его явления по культурно-историческим типа.

Закон 1. Всякое племя или семейство народов, характеризуемое отдельным языком или группою языков, довольно близких между собою для того, чтобы сродство их ощущалось непосред­ственно, без глубоких филологических изысканий,— составляет самобытный культурно-исторический тип, если оно вообще по своим духовным задаткам способно к историческому развитию и вышло уже из младенчества.

Закон 2. Дабы цивилизация, свойственная самобытному культурно-историческому типу, могла зародиться и развиваться, необходимо, чтобы народы, к нему принадлежащие, пользовались политическою независимостью.

Закон 3. Начала цивилизации одного культурно-исторического типа не передаются народам другого типа. Каждый тип вырабатывает ее для себя при большем или меньшем влиянии чуждых, ему предшествовавших или современных цивилизаций.

Закон 4. Цивилизация, свойственная каждому культурно-историческому типу, тогда только достигает полноты, разнообразия и богатства, когда разнообразны этнографические элементы, его составляющие,— когда они, не будучи поглощены одним политическим целым, пользуясь независимостью, составляют федерацию или политическую систему государств.

Закон 5. Ход развития культурно-исторических типов всего ближе уподобляется тем многолетним одноплодным растениям, у которых период роста бывает неопределенно продолжителен, но период цветения и плодоношения - относительно короток и истощает раз и навсегда их жизненную силу.

Начала, лежащие в народе одного культурно-исторического типа (которые при самобытном развитии должны принести самые богатые плоды), могут быть искажены, уничтожены, но не могут быть заменены другими началами, составляющими принадлежность другого культурно-исторического типа, иначе как с уничтожением самого народа, то есть с обращением его из самостоятельного исторического деятеля в этнографический материал, имеющий войти в состав новой образующейся народности.

Общий вывод, сделанный на основании группировки исторических явлений по культурно-историческим типам, говорит нам, что цивилизация, то есть раскрытие начал, лежащих в особен­ностях духовной природы народов, составляющих культурно-исторический тип под влиянием своеобразных внешних условий, которым они подвергаются в течение своей жизни, тем разнообразнее и богаче, чем разнообразнее, независимее составные элементы. Самые богатые, самые полные цивилизации изо всех доселе на земле существовавших принадлежат, конечно, мирам Греческому и Европейскому.

Период цивилизации каждого культурно-исторического типа сравнительно короток, истощает силы его и вторично не возвра­щается. Под периодом цивилизации я разумею время, в течение которого народы, составляющие тип, выйдя из бессознательной чисто этнографической формы быта (что, собственно, должно бы соответствовать так называемой древней истории), создав, укрепив и оградив свое внешнее существование как самобытных по­литических единиц (что, собственно, составляет содержание всякой средней истории), проявляют преимущественно свою духовную деятельность во всех направлениях, для которых есть залоги в их духовной природе, не только в отношении науки и искусства, но и в практическом осуществлении своих идеалов правды, свободы, общественного благоустройства и личного благосостояния. Оканчивается же этот период временем, когда в народах иссякнет творческая деятельность: они либо успокаиваются на достигнутом ими, считая завет старины вечным идеалом для будущего, и дряхлеют в апатии самодовольства, или достигают   неразрешимых, с их точки зрения, противоречий, доказывающих, что их идеал был неполон, односторонен, ошибочен или, что неблагоприятные внешние обстоятельства отклонили его развитие от прямого пути - в этом случае наступает разочарование и народы впадают в апатию отчаяния.

Цит. по: Пономарев М.В.., Смирнова С.Ю. Новая и новейшая история стран Европы и Америки: Практическое пособие. В 3 ч. – ч. 1. М., 2001. С. 65-66

 

 

  Шпенглер О . Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории

  Каждая культура проходит возрастные ступени отдельного человека. У каждой есть свое детство, своя юность, своя возмужа­лость и старость. Юная, робеющая, полная предчувствий душа изливается на рассвете. Мифологическое мироосознание борется тут со всем темным и демоническим в себе и в природе, словно с какой-то виной, дабы медленно вызревать навстречу чистому светозарному выражению наконец завоеванного и осмысленного существования. Чем более приближается культура к полуденной высоте своего существования, тем мужественнее, суровее, сдержаннее, насыщеннее становится ее окончательно удостоверенный язык форм, тем увереннее она в ощущении своей силы, тем яснее прорезываются ее черты. Ранним утром все это было еще смутно, сбивчиво, ищуще, исполнено детской тоски и одно­ временно страха. Теперь же в полном сознании зрелой формообразующей силы каждый нюанс выражения выглядит изысканным, строгим, размеренным, исполненным изумительной легкости и самоочевидности. Здесь повсюду встречаются мгновения яркого совершенства. Наконец, со старостью наступающей ци­вилизации огонь души угасает. Усталая, раздосадованная и холодная, она теряет радость жизни и из тысячелетнего света вожделеет обратно к мраку прадушевной мистики, к материнскому  лону, к могиле.

Таков смысл всех закатов в истории внутреннего и внешне­ го завершения, доделанности, ожидающей каждую живую куль туру, из числа которых в наиболее отчетливых контурах вырисовывается перед нами "закат античности", между тем как уже сегодня мы явственно ощущаем в нас самих и вокруг себя брезжащие знамения нашего - вполне однородною но течению и длительности с названным - события, которое падает на первые века ближайшего тысячелетия, - "заката Европы" .

Культура рождается в тот миг, когда из прадушевного состояния вечно-младенческого человечества пробуждается и отслаивается великая душа, некий лик из пучины безликого, нечто ограниченное и преходящее из безграничного и пребывающего. Она расцветает на ночве строго отмежеванного ландшафта, к которому она остается привязанной чисто вегетативно. Культура умирает, когда эта душа осуществила уже полную сумму своих возможностей в виде народов, языков, вероучений, искусств, государств, наук и таким образом снова возвратилась в прадушевную стихию. Но ее исполненное жизни существование, целая череда великих эпох, в строгих контурах очерчивающих поступательное самоосуществление, представляет собою сокровенную, страстную борьбу за утверждение идеи против сил хаоса, давящих извне, против бессознательного, распирающего изнутри, куда силы эти злобно стянулись. Не только художник борется с сопротивлением материи и с уничтожением идеи в себе. Каждая культура обнаруживает глубоко символическую и почти мистическую связь с протяженностью, с пространством, в котором и через которое она ищет самоосуществления. Как только цель достигнута и идея, вся полнота внутренних возможностей, завершена и осуществлена вовне, культура внезапно коченеет, отмирает, ее кровь свертывался, силы надламываются - она становится цивилизацией.

У каждой культуры есть своя собственная цивилизация. Впервые эти оба слова, обозначавшие до сих пор смутное различие этического порядка, понимаются здесь в периодическом смысле, как выражение строгой и необходимой органической последовательности. Цивилизация - неизбежная судьба культуры. Здесь достигнут тот самый пик, с высоты которого становится возможным решение последних и труднейших вопросов исторической морфологии. Цивилизации суть самые крайние и самые искус­ственные состояния, на которые способен более высокий тип людей. Они - завершение; они следуют за становлением как ставшее, за жизнью как смерть, за развитием как оцепенение, за деревней и душевным детством, засвидетельствованным дорикой и готикой, как умственная старость и каменный, окаменяющий мировой город. Они - конец, без права обжалования, но они же в силу внутренней необходимости всегда оказывались реаль­ностью Греческая душа и римский интеллект - вот что это такое. Так различаются культура и цивилизация.

Цит. по: Пономарев М.В.., Смирнова С.Ю. Новая и новейшая история стран Европы и Америки: Практическое пособие. В 3 ч. – ч. 1. М., 2001. С. 67-69.

 

 

  Тойнби А.Дж. Постижение истории

  Деление истории на "древнюю" и "современную" фиксирует переход от эллинской истории к западной, тогда как деление на "средневековую" и "современную" относится к переходу от одной главы западной истории к другой. Не преследуя отдаленных целей, отметим, что конвенциональная формула "древняя + сред­ невековая + новая" история не только неадекватна, но и неправильна.

Тезис о "единстве цивилизации" является ложной концепцией, весьма популярной среди современных западных историков, мышление которых находится под сильным влиянием социальной среды.

Непрерывность истории - наиболее привлекательная из всех концепций, построенная по аналогии с представлениями классической физики. Однако нам придется скрепя сердце критиковать ее. В самом деле, что здесь имеется в виду? Если имеется в виду, что «непрерывность истории» - это частный пример непрерывности, это хотя безупречный, но все-таки трюизм. Жизнь действительно непрерывна. От амебы - к позвоночным, от обезьяны - к человеку, от родителей - к ребенку в семье. Связь во всех этих случаях безусловна, хотя и разнородна. Однако, пони­мая и принимая непрерывность жизни, мы не проясняем, что такое Жизнь. Мы вряд ли поймем природу Жизни, если не научимся выделять границы относительной дискретности вечно бегущего потока - изгибы живых ее струй, пороги и тихие заводи, вздыбленные гребни волн и мирную гладь отлива, сверкаю­щие кристаллами торосы и причудливые наплывы льда, когда мириадами форм вода застывает в расщелинах ледников. Другими словами, понятие непрерывности имеет значение только как символический умозрительный образ, на котором мы вычерчиваем восприятие непрерывности во всем реальном многообразии и сложности.

Число известных цивилизаций невелико. Нам удалось выделить только 21 цивилизацию, но можно предположить, что более детальный анализ вскроет значительно меньшее число полностью независимых цивилизаций - около десяти. Известных примитивных обществ значительно больше. В 1915 г. западные антропологи Хобгауз, Уэлер и Гинзберг, намереваясь провести сравнительное изучение примитивных обществ и ограничив себя только теми из них, сведения о которых были достаточно полны и достоверны, составили список приблизительно 650 таких обществ. Почти все общества, приведенные в списке, были к тому времени живы.

Однако сравнивать цивилизацию с примитивным обществом — это все равно, что сравнивать слона с кроликом.

Примитивные общества обладают сравнительно короткой жизнью, они ограничены территориально и малочисленны. Жизнь цивилизаций, список которых едва достигает двузначного числа, наоборот, более продолжительна, они занимают обширные территории, а число людей, охватываемых цивилизациями, как правило, велико. Они имеют тенденцию к распространению путем подчинения и ассимиляции других обществ - иногда обществ собственного вида , но чаще всего примитивных обществ. Жизнь примитивных обществ, подобно жизни кроликов, часто завершается насильственной смертью, что особенно неизбежно при встрече их с цивилизациями. Что касается численного неравенства, то, если бы можно было составить перепись населения всех живых цивилизаций, мы обнаружили бы, что каждая из цивилизаций-левиафанов объединяет в себе большее число людей, чем все примитивные общества, вместе взятые, со времен появления человеческого рода.

Динамическое движение характерно для цивилизации, тогда как статичное состояние свойственно примитивным обществам. Однако, если спросить, является ли это различие постоянным и фундаментальным, ответ будет отрицательным. Все зависит от времени и места.

Все примитивные общества, дошедшие до нас в статичном состоянии, когда-то находились в движении; и все общества, ставшие цивилизациями, рано или поздно тем или иным способом придут к статическому состоянию. Примитивные общества нашего времени статичны, потому что они оправляются от напряжения, которое и ввергло их в данное состояние. Это не смерть, а спячка. Окаменевшие цивилизации статичны, потому что они  утратили жизнь в результате неудачной попытки перейти из одного состояния в другое. Они мертвы. И смерть их нельзя ни опровергнуть, ни преодолеть. Их участь - распад, только разлагаться они будут с различной скоростью: одни - как тело, другие - как древесный ствол, а иные - как камень на ветру.

Цит. по: Пономарев М.В.., Смирнова С.Ю. Новая и новейшая история стран Европы и Америки: Практическое пособие. В 3 ч. – ч. 1. М., 2001. С. 69-70.

 

 

  Гумилев Л.Н. От Руси к России. Очерки этнической истории.

  Издавна люди пытливые (а такие есть всегда) стремились найти ответ на этот вопрос, понять и объяснить истоки своей истории. Ответы получались, естественно, разные, ибо история многогранна: она может быть историей социально-экономических формаций или военной историей, то есть описанием походов и сражений; историей техники или культуры; историей литературы или религии. Все это — разные дисциплины, относящиеся к истории. И потому одни — историки юридической школы — изучали человеческие законы и принципы государственного устройства; другие — историки-марксисты — рассматривали историю сквозь призму развития производительных сил; третьи опирались на индивидуальную психологию и т.д.

А можно ли представить человеческую историю как историю народов? Попробуем исходить из того, что в пределах Земли пространство отнюдь не однородно. И именно пространство — это первый параметр, который характеризует исторические события.

Второй параметр — время. Каждое историческое событие происходит не только где-то, но когда-то. Те же первобытные люди вполне сознавали не только «свое место», но и то, что у них есть отцы и деды и будут дети и внуки.

Но в истории есть ещё один, не менее важный пара­метр. С географической точки зрения, все человечество следует рассматривать как антропосферу — одну, из оболочек Земли, связанную с бытием вида Homo sapiens . Человечество, оставаясь в пределах этого вида, обладает за­мечательным свойством — оно мозаично, то есть состоит из представителей разных народов, говоря по-современному, этносов. Именно в рамках этносов, контактирующих друг с другом, творится история, ибо каждый исто­рический факт есть достояние житии конкретного наро­да. Присутствие в биосфере Земли этих определенных целостностей — этносов — составляет третий параметр, характеризующий исторический процесс.

В дальнейшем, говоря об этносе, мы будем иметь в виду коллектив людей, который про­тивопоставляет себя всем другим таким же коллективам, исходя не из сознательного расчета, а из чувства комплиментарности — подсознательного ощущения взаимной симпатии и общности людей, определяющего противо­поставление «мы — они» и деление на «своих» и «чужих».

В истории этносов (народов), как и в истории видов, мы сталкиваемся с тем, что время от времени на определенных участках Земли идет абсолютная ломка, когда старые этносы исчезают и появляются новые. Этническая история состоит из «начал» и «концов».

Но откуда же и почему возникают эти новые общности, вдруг начинающие отделять себя от соседей. Понятно, что любой этнос имеет предка, даже не одного, а нескольких. Например, для русских предками были и древние русичи, и выходцы из Литвы и Орды, и местные финно-угорские племена. Однако установление предка не исчерпывает проблемы образования нового этноса. Предки есть всегда, а этносы образуются достаточно редко и во времени, и в пространстве.

В прошлом веке, в эпоху бурного развития теории эволюции, как до, так и после Дарвина, считалось, что отдельные расы и этносы образуются вследствие борьбы за существование. Сегодня эта теория мало кого устраивает, так как множество фактов говорит в пользу иной концепции — теории мутагенеза. В соответствии с ней каждый новый вид возникает как следствие мутации — внезапного изменения генофонда живых существ, насту­пающего под действием внешних условий в определенном месте и в определенное время.

Следовательно, начало этногенеза мы также можем гипотетически связать с механизмом мутации, в результате которой возникает этнический «толчок», ведущий затем к образованию новых этносов. Процесс этногенеза связан с вполне определенным генетическим признаком. Здесь мы вводим в употребление новый параметр этнической истории — пассионарность. Пассионарность — это признак, возникающий вследствие мутации (пассионарного толчка) и образующий внутри популяции некоторое количество людей, обла­дающих повышенной тягой к действию. Мы назовем таких людей пассионариями.

Пассионарии стремятся изменить окружающее и способны на это. Это они организуют далекие походы, из которых возвращаются немногие. Это они борются за покорение народов, окружающих их собственный этнос, или, наоборот, сражаются против захватчиков. Для такой деятельности требуется повышенная способность к напряжениям, а любые усилия живого организма связаны с затратами некоего вида энергии. Такой вид энергии был открыт и описан нашим великим соотечественником академиком В.И.Вернадским и назван им биохимической энергией живого вещества биосферы.

Механизм связи между пассионарностью и поведением очень прост. Обычно у людей, как у живых организмов, энергии столько, сколько необходимо для поддержания жизни. Если же организм человека способен «вобрать» энергии из окружающей среды больше, чем необходимо, то человек формирует отношения с другими людьми и связи, которые позволяют применить эту энергию в любом из выбранных направлений. Возможно и создание новой религиозной системы или научной теории, и строительство пирамиды или Эйфелевой башни и т.п. При этом пассионарии выступают не только как непосредственные исполнители, но и как организаторы. Вкладывая свою избыточную энергию в организацию и управление соплеменниками на всех уровнях социальной иерархии, они, хотя и с трудом, вырабатывают новые стереотипы поведения, навязывают их всем остальным и создают таким образом новую этническую систему, новый этнос, видимый для истории.

Но уровень пассионарности в этносе не остается неизменным (см. рисунок). Этнос, возникнув, проходит ряд закономерных фаз развития, которые можно уподобить различным возрастам человека. Первая фаза — фаза пассионарного подъема этноса, вызванная пассионарным толчком. Важно заметить, что старые этносы, на базе которых возникает новый, соединяются как сложная система. Из подчас непохожих субэтнических групп создается спаянная пассионарной энергией целостность, которая, расширяясь, подчиняет территориально близкие народы. Так возникает этнос. Продолжительность жизни этноса, как правило, одинакова и составляет от момента толчка до полного разрушения около 1500 лет, за исключением тех случаев, когда агрессия иноплеменников нарушает нормальный ход этногенеза.

Наибольший подъем пассионарности — акматическая фаза этногенеза— вызывает стремление людей не создавать целостности, а, напротив, «быть самими собой»: не подчиняться общим установлениям, считаться лишь с собственной природой. Обычно в истории эта фаза сопровождается таким внутренним соперничеством и резней, что ход этногенеза на время тормозится.

Постепенно вследствие резни пассионарный заряд этноса сокращается, ибо люди физически истребляют друг друга. Начинаются гражданские войны, и такую фазу мы назовем фазой надлома. Как правило, она сопровождается огромным рассеиванием энергии, кристаллизующейся в памятниках культуры и искусства. Но внешний расцвет культуры соответствует спаду пассионарности, а не ее подъему. Кончается эта фаза обычно кровопролитием; система выбрасывает из себя излишнюю пассионарность, и в обществе восстанавливается видимое равновесие.

Этнос начинает жить «по инерции», благодаря приобретенным ценностям. Эту фазу мы назовем инерционной. Вновь идет взаимное подчинение людей друг другу, происходит образование больших государств, создание и накопление материальных благ.

Постепенно пассионарность иссякает. Когда энергии в системе становится мало, ведущее положение в обществе занимают субпассионарии — люди с пониженной пассионарностыо. Они стремятся уничтожить не только беспокойных пассионариев, но и трудолюбивых гармоничных людей. Наступает фаза обскурации, при которой процессы распада в этносоциальной системе становятся необратимыми. Везде господствуют люди вялые и эгоистичные, руководствующиеся потребительской психологией. А после того как субпассионарии проедят и пропьют все ценное, сохранившееся от героических времен, наступает последняя фаза этногенеза — мемориальная, когда этнос сохраняет лишь память о своей исторической традиции. Затем исчезает и память: приходит время равновесия с природой (гомеостаза), когда люди живут в гармонии с родным ландшафтом и предпочитают великим замыслам обывательский покой. Пассионарности людей в этой фазе хватает лишь на то, чтобы поддерживать налаженное предками хозяйство.

Новый цикл развития может быть вызван лишь очередным пассионарным толчком, при котором возникает новая пассионарная популяция. Но она отнюдь не реконструирует старый этнос, а создаст новый, давая начало очередному витку этногенеза – процесса, благодаря которому Человечество не исчезает с лица Земли.

  Цит. по: Гумилев Л.Н. От Руси к России. Очерки этнической истории. М., 1992. С.10 -17.

 

 

Греков Б.А. Генезис феодализма в России

  Итак, мы не ошибемся, если скажем, что начиная с IX века во всяком случае можно говорить о наличии на Руси феодального способа производства, можно говорить об оформлении феодального базиса.

В этих условиях было вполне закономерным появление сравнительно небольших государственных образований — Куявии, Славии и Артании (вторая половина VIII в. — IX в.), а затем и образование обширного Древнерусского раннефеодального государства.

Оформившийся к этому времени господствующий класс был заинтересован в создании сильного государства — орудия клас­сового господства землевладельцев. «Базис есть экономический строй общества на данном этапе его развития. Надстройка — это политические, правовые, религиозные, художественные, философские взгляды общества и соответствующие им политические, правовые и другие учреждения.

Всякий базис имеет свою, соответствующую ему надстройку ».

Нет сомнения в том, что возникновение в VIII — IX веках небольших государств и их объединение несколько позднее в обширное Древнерусское государство свидетельствуют о развитии, феодальной надстройки.

Феодальная надстройка, возникнув на основе феодального базиса, сама «становится величайшей активной силой, активно содействует своему базису оформиться и укрепиться, принимает все меры к тому, чтобы помочь новому строю доконать и ликвидировать старый базис и старые классы»².

Весь приведенный материал дает основание рассматривать весь «докиевский период» как время, когда вызревал и формировался базис. В период большого Древнерусского государства феодальная надстройка стала «величайшей активной силой;», которая содействовала оформлению и укреплению своего базиса. Наконец, в период феодальной раздробленности сказались уже в полной и окончательной мере результаты деятельности этой надстройки.

Таким образом, мы можем представить себе длительное развитие восточнославянского общества, представить себе сложный исторический путь Древнерусского государства от князей Куявии до времени Владимира, от времени князя Ярослава до Владимира Мономаха.

Сильное государство, возглавленное киевским князем, имевшим в своем распоряжении аппарат власти, большое войско, должно было обеспечивать выполнение хорошо известных функций — держать эксплуатируемое большинство в узде и в то же время защищать свои границы и овладевать новыми территориями, необходимыми господствующему классу для расширения сферы эксплуатации.

Мы хорошо знаем, что и внутренняя и внешняя политика киевских князей была подчинена именно этим задачам. На помощь феодальному государству пришла и церковь. Государство активно помогало землевладельцам ликвидировать остатки первобытно-общинного строя, помогало подчинить свободных еще общинников власти феодалов.

Оформлению и укреплению феодального базиса служил и та­кой важный, дошедший до нас законодательный памятник, как «Русская Правда». Следует подчеркнуть, что этот содержательнейший сборник восточнославянских, иначе русских, законов слагался длительное время и отражает следы развития русского общества на протяжении многих веков.

«Русская Правда» состоит из трех частей. Если всмотреться во все три части «Русской Правды», то нетрудно будет заметить, как русское общество развивается по этапам, как заметно отмирают пережитки родового строя, как интенсивно происходит процесс феодализации общества, как феодальная надстройка помогает оформиться и укрепиться феодальному базису.

«Русская Правда» — закон феодальный. Он защищал интересы господствующего класса феодального общества, т. е. крупных землевладельцев, укреплял их права на землю и сидящих на этой земле земледельцев-крестьян, которых тогда называли смердами, силой, которая помогала господствующему классу осуществлять функции раннефеодального государства.

Перед Древнерусским государством времени Олега, Святосла­ва, Владимира стояли огромные задачи как внутриполитического, так и международного характера, для осуществления которых сильное и многочисленное войско являлось необходимостью. В том хорошо известном факте, что киевские князья обладали возможностью мобилизовать и вооружить большое количество сельского и городского населения, нельзя не видеть проявления величайшей активной роли надстройки — роли сильного ранне­феодального Древнерусского государства.

Однако процесс дальнейшей феодализации восточнославянского общества, ускоренный активной деятельностью феодальной надстройки (усиленный рост феодального землевладения, подчинение все больших масс сельского населения феодалам и т. д.), закономерно сказался и на состоянии древнерусского войска.

Укрепление в своих экономических и политических позициях бояр шло параллельно с уменьшением количества свободных смердов. Прежний военный строй, основанный на несении военной службы лично свободными смердами, стал уже невозможен. Вооружить за счет государства большое войско киевский великий князь уже не мог.

Военную силу в виде дружин содержали бояре. Понятно, почему Владимиру Мономаху пришлось не приказывать, а уговаривать князей и бояр объединить свои военные силы для похода на половцев. Он уже не мог делать походы так, как их совершали Олег, Игорь, Святослав и Владимир. Если Олег, Игорь, Святослав и Владимир располагали большими военными силами и вели в походы против Византии десятки тысяч вооруженных людей, собранных по распоряжению киевского князя, то Владимиру Мономаху в 1097 г. уже пришлось считаться с новым политическим строем, с новой формой организации военных сил.

Прозвучал и был узаконен новый лозунг: «каждо да держать отчину свою». Каждый из князей со своими вассалами распоряжается и своими вооруженными силами.

Чем объяснить столь заметную перемену в надстройке? Конечно, тем, что произошли изменения в самом базисе, т. е. в экономическом строе общества.

На протяжении IX — XI веков Киевская Русь пережила два этапа, чему соответствовали две разновидности государственного строя. Они соответствовали переменам, происходившим в базисе.

Можем ли мы считать Древнерусское государство в оба эти периода своей истории феодальным. Можем, потому что совокупность производственных отношений, составляющая экономическую структуру общества, т. е. его базис, остается в своей основной сущности все время феодальной: эксплуатация зависимого крестьянства является характерной для всего этого периода.

Растут кадры зависимого крестьянства, под власть землевладельца попадают новые слои крестьянства, меняется форма эксплуатации зависимого крестьянства. Начинает преобладать рента продуктами. Но «превращение отработочной ренты в ренту продуктами, рассматривая дело с экономической точки зрения, ничего не изменяет в существе земельной ренты».

Мы убедились в том, что процесс вызревания и возникновения феодализма в России — это длительный процесс, развивающийся по этапам, следы которых нам удалось вскрыть.

Новые археологические данные и показания письменных источников (арабских, византийских и собственно русских), рассмотренные в свете марксистско-ленинского учения о базисе и надстройке, позволяют трактовать VI — VIII века в истории восточного славянства как переходный период от родового строя (на последней стадии его развития) к классовому, феодальному обществу, как переходный период от «военной демократии», к раннефеодальному государству.

Этот период можно назвать «полупатриархальным-полуфеодальным». Действительно, это был период, когда в восточнославянском обществе происходило становление феодальных отношений в условиях разложения общинно-патриархального строя, когда на основе развивающегося имущественного и политического неравенства возникли классы, стала появляться частная собственность на землю, стало развиваться крупное землевладение и эксплуатация землевладельцами крестьян-общинников; это был период, когда появились у восточных славян и первые политические объединения.

IX век застает завершение этого процесса в форме огромного Древнерусского раннефеодального государства. В течение IX — XI веков при активном содействии надстройки происходит дальнейшая феодализация древнерусского общества.

Так представляется мне возможным решить проблему о генезисе феодализма в нашей стране.

Цит по: Греков Б.А. Киевская Русь. М., 1953. С. 528-529 , 533.