О наказании беглых крестьян. 16 февраля 1707 г.
Прошлого 706 года, где на Москве и в городах на посадах и в дворцовых волостях и в патриарших и архиерейских и монастырских и церковных и всяких чинов людей, в поместьях и в вотчинах явятся беглые люди и крестьяне, и тех беглых людей и крестьян с женами и с детьми и с их животы отвозить к прежним помещикам и вотчинникам, откуда кто бежал, с вышеписанного указа в полгода 1). А буде кто тех беглых людей и крестьян, с того числа в полгода, в те места не отвезут, и у тех людей половина поместий их и вотчин взято будет на него, великого государя, а другая будет отдана тем, чьи беглые люди и крестьяне явятся. А которые беглые люди и крестьяне высланы в прежние места, а иные помещики и вотчинники и их приказчики и старосты и крестьяне, не допустя их до прежних мест, начнут принимать к себе вновь, а сыщется про то допряма - и тем, за прием тех беглых людей и крестьян, и которые помещики и вотчинники чинились или впредь учинятся сильны 2), о беглых людях и о крестьянах в городах сказок не дадут 3), учинено будет против вышеобъявленного государева указа.
Цит. по: О наказании беглых крестьян. 16 февраля 1707 г. // Хрестоматия по истории СССР. М., 1949. Т.2 (1682-1865). С. 50.
Полтавская битва.
Сего месяца 20 дня перешли мы со всею армиею через (реку) Ворсклу и по ею сторону оной с малую милю 1) от неприятельской армии стали. Потом же 24-го числа пошли мы далее со всею армиею и стали с четверть мили от неприятеля и, дабы оной на нас нечаянно не напал, учинили около обозу транжамент 2). Наша же кавалерия на правой руке между лесом поставлена была, и между оною несколько редут 3) сделано, и людьми и пушками осажены, и изволил его царское величество всякое предуготовление чинить к нападению на неприятеля. Однако ж оной, по своей обыкновенной запальчивой отваге, в том нас упредил, и 27-го числа по утру веема рано, почитай при бывшей еще темноте, из дефилеев 4) в которых он во всю ночь свое все войско в строй поставлено имел, на нашу кавалерию как с конницею, так и с пехотою своею с такою фуриею 5) напал, что, хотя он многократно с великим уроном от нашей кавалерии и от наших редут, к которым приступал, отогнан есть, однако наша кавалерия, понеже оную нашею инфантерией толь скоро выручить не могли, последи немного к нашему ретранжементу уступить принужденна; однако паки скоро остановились и неприятеля атаковали, и оного правое крыло весьма сбили, и генерала-майора Шлипембаха, которой тем крылом командовал, в полон взяли. Между тем послал его царское величество (Петр 1) его светлость генерала князя Меншикова 6) да при нем генерала-лейтенанта Ренцеля с некоторою частью кавалерии и инфантерии к Полтаве, 7) неприятелю идущие войска, також и в шанцах 8) оставшегося неприятельского генерала-маеора Роза 9) неприятельские войска атаковать и помянутый город от блокады веема освободить. И вышеупомянутый его светлость (А.Д. Меншиков) встретил на дороге неприятельский корпус резервы, состоящий в 3000 человеках, которые они поставили позади своего правого крыла при лесе, которых по кратком бою без остатку побили и в полон побрали. А потом его светлость паки к главной армии возвратился, генералу же лейтенанту Ренцелю велел продолжать марш к Полтаве, по которого прибытии ретировался 10) генерал-майор Розе с тремя при нем бывшими полками в сделанные перед городом от неприятеля крепости и шанцы; но оной от помянутого генерала-лейтенанта Ренцеля там атакован и по кратком учиненном сопротивлении принужден со всеми людьми на дискрецию 11) сдаться.
Между тем же неприятельская кавалерия от главного войска от нашей кавалерии уступила (отступила) и с своею инфантерией паки случилася (соединилась), и поставили (шведы) всю свою армию в ордер баталии перед фрунтом с четверть мили от нашего обозу. Между тем же его величество (Петр I) повелел тотчас двум линиям от нашей инфантерии из нашего транжаменту выступить, а третью в оном назади оставил 12), и так ту армию в строй поставил, что инфантерия в среди, кавалерия же на обоих крылах поставлена. И с нашей стороны правое крыло кавалерии командовал генерал-лейтенант Баур ... левое же крыло командовал его светлость князь Меншиков, понеже там его прибытие потребнейше было. А корпусом баталии 13) комадовал сам его царское величество <...> и при том господин генерал-фелтьмаршал Шереметев <...> А артиллериею управлял генерал-порутчик от артиллерии Брюс. И всякой в своем назначенном месте управляли со изрядным опыты мужества и воинского искусства своего. И как войско наше таковым образом в ордер баталии установясь, на неприятеля пошло, и тогда в 9-м часу перед полуднем атака и жестокой огонь с обоих сторон начался, которая атака от наших войск с такою храбростью учинена, что вся неприятельская армия по получасном бою с малым уроном наших войск <...> как кавалерия, так и инфантерия веема опровергнута, так что шведская инфантерия не единожды потом не остановилась, но без остановки от наших шпагами,14) и пиками колота, и даже до обретающегося вблизи лесу, яко скоты, гнаны и биты. <...>
И так, милостию всевышнего, совершенная виктория, которой подобной мало слыхано и видано, с легким трудом против гордого неприятеля чрез его царского величества славное оружие и персональной храброй и мудрой привод одержана, ибо его величество в том воистинно свою храбрость, мудрое великодушие и воинское искусство, не опасаясь никакого страха <...> в высшем градусе показал, и при том шляпа на нем пулею пробита. Под его же светлостью князем Меншиковым, которой тако мужество свое при том доволно показал, три лошади ранены. <...>
Получено известие от посыпанных для погребенья мертвых по баталии, что они на боевом месте и круг оного сочли и погребли шведских мертвых тел 8619 человек, кроме тех которые в погоне по лесам в розных местах побиты. <...>
А что от неприятелей при том пушек, штандартов, знамен, тако и прочего в добычю получено, о том последует при семь роспись 17). По приложенным к реляции росписям в сражении "при Полтаве" взято в плен 2977 человек с 137 знаменами и штандартами н 4 пушками (в том числе взяты "в полон" первый министр Карла ХП граф Пипер, генерал-фельдмаршал Реншельд, 4 генерала, 4 полковника, 6 подполковников, 167 офицеров, 201 унтер-офицер, 2528 рядовых драгун и солдат н др.). Более точные данные о потерях сторон следующие: шведы оставили на месте сражения 9 тыс. убитыми, около 3 тыс. попало в плен. Потери русских - 1345 убитых и около 3300 раненых.
Цит. по: Полтавская битва // Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. IX. Вып. 1. М.-Л.. 1950. С. 258-276.
Приказ, отданный е. в. царем Петром I воинству своему в день полтавского сражения июня 27 дня 1709 года.
Воины! Вот пришел час, который решит судьбу отечества. И так не должны вы помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство, Петру врученное, за род свой, за отечество, за православную нашу веру и церковь. Не должна вас также смущать слава неприятеля, будто бы непобедимого, которой ложь вы сами своими победами над ним неоднократно доказывали. Имейте в сражении пред очами вашими правду и бога, побораю-щего по вас. А О Петре ведайте, что ему жизнь его не дорога, только бы жила Россия в блаженстве и славе, для благосостояния вашего.
Цит. по: Приказ Петра I перед Полтавской битвой. Приказ, Отданный Е. В. Царем Петром I воинству своему в день полтавского сражения, июня 27 дня 1709 года // Хрестоматия по истории СССР. М., 1949. Т.2 (1682-1865). С. 38.
Сообщение газеты «Ведомости» о полтавской битве.
Из лагеря от Полтавы в двадесять седмый день июня, в письме власные руки его царского величества, ко благороднейшему государю царевичу писано:
Объявляю вам о зело превеликой виктории , которую господь бог нам чрез неописанную храбрость наших солдат даровать изволил, с малою войск наших кровию, таковым образом.
Ceгo дня на самом утре, жаркий неприятель нашу конницу со всею армиею конною и пешею атаковал, которая хотя зело по достоинству держалась, однако принуждена была уступить, с великим убытком неприятелю. Потом неприятель стал во фронт против нашего лагеря, против которого тотчас всю пехоту из странжамента вывели, и пред очи неприятеля поставили. А конница на обоих фланках. Что неприятель увидя, тотчас пошел атаковать нас. Против которого наши встречу пошли, и так оного встретили, что тотчас с поля сбили, знамен и пушек множество взяли. Також генерал фелдмаршал господин Рейншилт, купно с четырьмя генералами, а именно, Шлипембахом, Штакенберхом, Гамольтоном и Розеном. Тако ж первый министр граф Пипер с секретарями, Ермелином и Цидергермом, в полон взяты, при которых несколько тысяч офицеров и рядовых взято, о чем подробно вскоре писать будем (а ныне за скоростию невозможно). И единым словом сказать, вся неприятельская армия фаетонов конец восприяла (А о короле еще не можем ведать, с нами ли или со отцы нашими обретается). А за остальными разбитыми неприятелями посланы господа генералы порутчики, князь Голицын и Боур с конницею.
И о сей у нас неслыханной новине воздаем мы должное благодарение победодателю богу, а вас, и господ министров, и всех наших сею викториею поздравляем.
Приведен еще князь виртельбергский, сродственник самого короля шведского.
Получено и печатано в Москве 1709 г., июля в 2 день.
Цит. по: Сообщение газеты «Ведомости» о Полтавской битве. // Хрестоматия по истории СССР. М., 1949. Т.2 (1682-1865). С. 38-39.
Ништадтский мир и принятие Петром I титула Императора Всероссийского
В 22 день октября, в день определенный ради мирного постановления торжества, изволил его величество быть в соборной церкви Пресвятые Троицы, где по отправлении литургии в начале трактат с его величеством королем и короною шведскою заключенного и подтвержденного вечного мира явственно читан; а потом от архиепископа Псковского поучение на кафедре сказано, в котором все его величества дела и славные действа со всеми благодеяниями, которые он во время своего государствования особливо же во время сей войны своему государству и подданным показал, и что ему имя отца отечества, императора и великого по достоинству имени подобает. По окончании же того поучения приступил весь сенат к его императорскому величеству и канцлер господин граф Головкин говорил от оного именем всех государственных чинов его величеству последующую речь.
«Всепресветлейший державнейший монарх, всемилостивейший наш самодержец.
Вашего царского величества славные и мужественные воинские и политические дела, чрез которые токмо единые вашими неусыпными трудами и руковождением мы ваши верные подданные из тьмы неведения на театр славы всего света, и из небытия в бытие произведены, и во общество политических народов присовокуплены, яко то не токмо нам, но и всему свету известно: и того ради како мы возможем по слабости своей довольно благодарных слов изобрести за то и за настоящее исходатайствование толь славного и полезного государству вашему с короною свейскою вечного мира, яко плода трудов рук ваших по достоинству возблагодарити; не ведая вашего величества, неимеюща в таких, хвалах благоугождения, не смеем оных распространять: однако да не явимся в зазор всему свету, дерзаем мы, учрежденный вашего величества сенат именем всего всероссийского государства подданных вашего величества всех чинов народа всеподданнейше молити, да благоволите от нас в знак малого нашего признания великих отеческих нам и всему нашему отечеству показанных благодеяний титул отца Отечествия, Петра Великого, императора всероссийского приняти, из которых титул императорский вашего величества от славнейшего императора римского Максимилиана от нескольких сот лет уже приложен, и ныне дается; а имя великого по делам вашим великим по достоинству вам уже многие и в печатных письмах прилагают: что же до имени отца Отечествия принадлежит, то мы, хотя и недостойны такого великого отца, но по милости Божией, нам дарованному, дерзаем приложить по прикладу древних греческих и римских синклитов , которые своими славными делами и милостию прославившимся монархам оное прилагали... Виват, виват, виват Петр Великий отец Отечествия, император всероссийский!»
Цит. по: Ништадтский мир и принятие Петром I титула Императора Всероссийского // Хрестоматия по истории СССР. М., 1949. Т.2 (1682-1865). С. 43-44.
Ништадтский мирный договор между Россией и Швецией 30 августа 1721 г.
1. Имеет отныне непрестанно пребываемый, вечный, истинный и ненарушимый мир на земле и воде, такожде истинное согласие и неразрешаемое вечное обязательство дружбы быть и пребывать между е.к.в. свейским, пресветлейшим, державнейшим королем и государем, государем Фридрихом Первым свейским, готским и венденским королем, и проч., и проч., и проч. е.к.в. наследниками и потомками свейской короны и королевством свейским и оного так в Римской империи, как вне оного лежащими областями, провинциями, землями, городами, вассалами, подданными и обывателями, с одной, и е.ц.в. пресветлейшим, державнейшим царем и государем, государем Петром Первым, всероссийским самодержцем, и проч., и проч., и проч. е.ц.в. наследниками и потомками Российского государства и оного землями, городами, государствами и областями, вассалами, подданными и жителями, с другой стороны, так что впредь обе высокие договаривающиеся страны не токмо одна другой ничего неприятельского или противного, хотя тайно или явно, прямым или посторонним образом, чрез своих или иных чинить, наименьше один другого неприятелям, под каким бы именем ни было, помощи не чинить или с ними в союзы, которые сему миру противны быть могут, не вступать, но паче верную дружбу и соседство и истинный мир между собой содержать, один другого честь, пользу и безопасность верно охранять и споспешествовать, убыток и вред, елико им возможно, по крайней мере остерегать и отвращать хотят и имеют, дабы восстановленный мир и постоянная тишина к пользе и приращению обоих государств и подданных ненарушимо содержаны были.
2. Имеет еще с обеих стран генеральная амнистия и вечное забвение всего того быть, что во время продолжающейся войны с одной или с другой страны неприятельского или противного хотя оружием или инако предвосприято, произведено и учинено, так чтоб никогда о том упомянуто не было, наименьше же чтоб кто в которое ни будь время то злом мстил, и имеют все и каждые высокого и низкого чина подданные или чужестранные, какого народа они б ни были, которые во время сей войны у одной которой партии службу приняли и чрез то против другой неприятельски поступали (окроме тех российских казаков, которые свейским оружиям следовали; ибо оным е.ц.в., дабы в сию генеральную амнистию включены были, несмотря на все с свейской страны учиненные представления, не позволяет ниже позволить хочет), прочие же все в сию генеральную амнистию всемерно внесены и включены быть тако и таковым образом, что всем обще и каждому особливо тот их поступок никаким образом впредь не имеет причтен быть. Наименьше же им ради того ни малейшее оскорбление причинено, но права их и справедливости, им принадлежащие, оставлены и возвращены будут.
3. …
4. Е.к.в. свейское уступает сим за себя и своих потомков и наследников свейского престола и королевства Свейского е.ц.в. и его потомкам и наследникам Российского государства в совершенное непрекословное вечное владение и собственность в сей войне, чрез е.ц.в. оружия от короны свейской завоеванные провинции: Лифляндию, Эстляндию, Ингерманландию и часть Карелии с дистриктом Выборгского лена, который ниже сего в артикуле разграничения означен и описан, с городами и крепостями: Ригой, Дюнаминдом, Пернавой, Ревелем, Дерптом, Нарвой, Выборгом, Кексгольмом и всеми прочими к помянутым провинциям надлежащими городами, крепостями, гавенами, местами, дистриктами, берегами, с островами Эзель, Даго и Меном и всеми другими от курляндской границы по лифляндским, эстляндским и ингерманландским берегам и на стороне Оста от Ревеля в фарватере к Выборгу на стороне Зюйда и Оста лежащими островами, со всеми так на сих островах, как в вышепомянутых провинциях, городах и местах обретающимися жителями и поселениями и генерально со всеми принадлежностями, и что ко оным зависит высочествами, правами и прибытками во всем ничего в том не исключая, и как оными корона свейская владела, пользовалась и употребляла. И е.к.в. отступает и отрицается сим наиобязательнейшим образом, как то учиниться может, вечно за себя, своих наследников и потомков и все королевство Свейское от всяких прав, запросов и притязаний, которые е.к.в. и государство Свейское на все вышепомянутые провинции, острова, земли и места до сего времени имели и иметь могли, яко же все жители оных от присяги и должности их, которыми они государству Свейскому обязаны были, по силе сего весьма уволены и разрешены быть имеют, так и таковым образом, что от сего числа в вечные времена е.к.в. и государство Свейское, под каким предлогом то б ни было, в них вступаться, ниже оных назад требовать не могут и не имеют; но оные имеют вечно Российскому государству присоединены быть и пребывать. И обязуется е.к.в. и государство Свейское сим и обещают его царское величество и его наследников Российского государства при спокойном владении всех оных во всякие времена сильнейше содержать и оставить имеют, такожде все архивы, документы всякие и письма, которые до сих земель особливо касаются и из оных во время сей войны в Швецию отвезены, приисканы и е.ц.в. к тому уполномоченным верно отданы быть.
5….
6.
7. Е.ц.в. обещает такожде наисильнейшим образом, что он в домашние дела королевства Свейского, яко же в позволенную единогласно и от чинов королевства под присягой учиненную форму правительства, и образ наследства мешаться, никому, кто б ни был, в том ни прямым, ни посторонним и никаким образом вспомогать не будет, но паче к показанию истинно соседской дружбы, все, что против того вознамеренно будет и е.ц.в. известно учинится, всяким образом мешать и предупреждать искать изволит.
8. И понеже с обеих стран истинное и ревностное намерение имеют истинный и постоянный мир учинить, и для того весьма потребно есть, чтоб границы между обоими государствами и землями таким образом определены и учреждены были, чтоб ни которая страна другой никакого подозрения подать, но паче каждая тем, что за оною чрез сей мир останется, в пожеланном покое и безопасности владеть и пользоваться могла, того ради между обеими высокими договаривающимися странами соизволено и договорено, что от сего числа в вечные времена между обоими государствами границы следующие быть и остаться имеют, а именно: начинается оная у северного берега синуса Финского у Вирелакса, откуда идет оная с полмили от морского берега в землю и останется в расстоянии полумили от воды даже против Виллаиоки, а отсюда распространяется оная немного далее в землю тако и таким образом, что когда оная против островов Роголей придет, оная тогда в расстоянии трех четвертей мили от морской заливы отстоит, и идет тогда прямой линией в землю даже до дороги, которая от Выборга в Лапстранд есть, расстоянием в трех милях от Выборга и тако далее, в таком же расстоянии трех миль северной стороной за Выборгом прямой линией даже до старинной между Россией и Швецией бывшей границы, прежде нежели Кексгольмский лен Швеции достался. И последует сия старинная граница к северу вверх восемь миль, а оттуда идет оная прямой линией чрез Кексгольмский лен даже до того места, где озеро Пороэрви, которое под деревней Куду Макуба свое начало имеет, с последней между Россией и Швецией бывшей границей сходится тако и таким образом, что все то, что за сей означенной границей к весту и норду лежит, за е.к.в. и королевством Свейским, а то, что ниже ко осту и зюйду лежит, за е.ц.в. и Российским государством в вечные, времена остаться имеет. И понеже е.ц.в. таким образом некоторую часть Кексгольмского лена, которая в старые времена Российскому государству принадлежала, е.к.в. и королевству Свейскому вечно уступает, и тако обещает он наисильнейшим образом за себя, своих наследников и последователей российского престола, что он сей части Кексгольмского лена ни в какое время, под каким бы именем и видом то ни было, назад требовать не хочет и не может, но имеет оная с сего числа в вечные времена к свейским землям присоединена быть и остаться. А в Лапмарках остается граница так, как оная до начала сей войны между обоими государствами была. Еще же договоренось, что тотчас по воспоследованной ратификации главного трактата с обеих сторон комиссары назначены быть имеют для учинения и разделения сего разграничения таким способом и образом, как выше описано…
Цит. по: Ништадтский мирный договор между Россией и Швецией 30 августа 1721 г. // Хрестоматия по истории СССР. М., 1949. Т.2 (1682-1865). С. 41-43.
Указ «О Единонаследии»
Мы, Петр первый, царь и самодержец всероссийский, и проч., и проч., и проч., объявляем сей указ всем подданным Нашего государства, какого чина и достоинства оные ни есть.
Понеже разделением имений после отцов детям недвижимых, великой есть вред в государстве нашем, как интересам государственным, так и подданным и самим фамилиям падение, а именно:
I. О податях. Например, ежели кто имел тысячу дворов и пять сынов — имел дом довольной, трапезу славную, обхождение с людьми ясное; когда по смерти его разделится детям его, то уже только по двести дворов достанется, которые, помня славу отца своего и честь рода, не захотят сиро жить, но каждой ясно (хотя и не так), то уже с бедных подданных будет пять столов, а не один, и двести дворов принуждены будут едва не то ж нести, как тысяча несла (а государственные подати податьми), от чего не разоренья ль людям, и вред интересам государственным? Ибо податей так исправно не могут платить двести дворов в казну и помещику, как тысяча дворов, ибо (как выше написано) с тысячи один господин (а не с двухсот дворов), который пятою долею доволен будет, а впрочем облегчит крестьянам, которые исправнее в казну и господину подати платить могут. И от того разделения казне государственной великой есть вред и людям подлым разорение.
II. О фамилиях. А когда от тех пяти по два сына будут, то по сту дворов достанется, и тако далее умножаясь, в такую бедность придут, что сами однодворцами застать могут, и знатная фамилия, вместо славы, поселяне будут, как уже много тех экземпляров есть в российском народе.
Ill, О непотребности. Сверх обеих сих вредительных делаете и сие есть, что каждый, имея свой даровой хлеб, хотя и малой, ни в какую пользу государства без принуждения служить и простираться не будет, но ищет всякой уклоняться жить в праздности, которая (по св. писанию) материю есть всех злых дел.
На противу ж того. На первую: ежели недвижимое будет всегда одному сыну, а прочим только движимое, то государственные доходы будут справнее, ибо с большого всегда господин довольнее будет хотя по мало возьмет, и один дом будет, а не пять (как выше написано), и может лучше льготить подданных, а не разорять.
На вторую: фамилии не будут упадать, но в своей ясности непоколебимы будут чрез славные и великие домы.
На третию: прочие не будут праздны, ибо принуждены будут хлеба своего искать службою, учением, торгами и прочим. И то все, что оные сделают вновь для своего пропитания, государственная польза есть: чего ради за благо изобретено чинить по сему, как объявлено ниже сего:
1. Всем недвижимых вещей, то есть родовых, выслуженных и купленных вотчин и поместий, также и дворов, и лавок не продавать, не закладывать, но обращатися оным в род таким образом:
2. Кто имеет сыновей, и ему же аще хощет, единому из оных дать недвижимое чрез духовную, тому в наследие и будет; другие же дети обоего пола да награждены будут движимым имением, которые должен отец их или мать разделить им при себе, как сыновьям, так и дочерям, сколько их будет по своей воли, кроме оного одного, который в недвижимых наследником будет. А ежели у оного сыновей не будет, а имеет дочерей, то должен их определить таким же образом. А буде при себе не определит, тогда определится указом недвижимое по первенству большому сыну в наследие, а движимое другим равною частяю разделено будет; то же разумеется и о дочерях.
3. Кто бездетен, и оный волен отдавать недвижимое одному фамилии своей, кому похочет, а движимое, кому что похочет дать сродникам своим, или посторонним, и то в его произволении будет. А ежели при себе не учинит, тогда обои те имения да разделены будут указом в род; недвижимое одному по линии ближнему, а прочее другим, кому надлежит равным образом...
Цит. по: Указ о единонаследии // Хрестоматия по истории СССР. М., 1949. Т.2 (1682-1865). С. 63-64.
Из указа «О единонаследии». 23 марта 1714 г.
1. Всем недвижимых вещей, то есть, родовых, выслуженных и купленных вотчин и поместий, также и дворов, и лавок не продавать и не закладывать, но обращаться оным в род таким образом:
2. Кто имеет сыновей, и хочет, единому из оных дать недвижимое чрез духовную (по завещанию), тому в наследие и будет; другие же дети обоего пола да награждены будут движимыми имении, которые должен отец их или мать разделить им при себе как сыновьям, так и дочерям, сколько их будет, по своей воли, кроме онаго одного, который в недвижимых наследником будет. А ежели у онаго сыновей не будет, а имеет дочерей, то должен их определить таким же образом. <...>
3. Кто бездетен, и оный волен отдавать недвижимое одному фамилии своей, кому похочет, а движимое, кому что похочет дать сродникам своим, или и посторонним, и то в его произволении будет. А ежели при себе не учинит, тогда обои те имения да разделены будут указом в род; недвижимое одному по линии ближнему (одному из ближайших родственников), а прочее другим, кому надлежит равным образом.
4. Кому по духовной или по первенству достанутся недвижимыя, у того и движимаго имения части других в сохранении да будут до тех мест (до тех пор), пока его братья и сестры приспеют возраста своего, мужеской до семнадцати, а женской до семнадцати лет; и в те уреченные лета (названные лета) должен тот наследник их братей и сестр кормить и снабдевать, и учить всех грамоте, а мужский пол и цыфирному счету, также и наукам, к которым приклонность будет кто иметь. <...>
5. И для того надлежит отцам или матерям заранее духовные писать, и движимыя имения долями описывать; буде же отец или мать умрет без духовной, то тотчас детям их объявить после смерти родителей своих, где они ведомы, и требовать, дабы пожитки описать, и доли им определить при свидетелях. А покамест наследники недвижимых вещей до двадцати лет возраста своего не придут, а другие оставшиеся в движимых имениях обоего пола до вышеописанных лет не приспеют, никаким их письмам или записям не верить, который прежде тех лет явятся у кого; и дабы кадеты (несовершеннолетние, "недоросли". - Ред.) обоих полов каким образом не были притеснены в молодых летах, того для, невольно в брак вступать, ранее, мужеского пола до двадцати, а женского до семнадцати лет.
Цит. по: Из указа «О единонаследии». 23 марта 1714 г. // Хрестоматия по истории СССР. М., 1949. Т.2 (1682-1865). С. 63-64.
Указ о всеобщей переписи податных людей в связи с введением подушной подати
Великий государь указал, по именному своему великого государя указу, ради расположения полков армейских на крестьян всего государства, брать во всех губерниях сказки о дворцовых и прочих государевых, патриарших, архиерейских, монастырских, церковных, помещиковых и вотчинниковых селах и деревнях, також однодворцам, татарам и ясачным (кроме завоеванных городов и астраханских и уфимских татар и башкирцев и сибирских ясачных иноземцев, о которых будет особливое определение впредь), без_жякой утайки, не взирая ни на какие старые и новые о дворовом числе и поголовные переписки, но учиня самим переписки правдивые, сколько где в которой волости, в селе или в деревне крестьян, бобылей, задворных и деловых людей (которые имеют свою пашню) по именам есть мужеска пола, всех, не обходя от старого до самого последнего младенца, с летами их, и подавать те сказки в губерниях...
...6. А ежели от кого из них явится какая в душах утайка, то учинить прикащикам, старостам и выборным людям, всем смертную казнь без всякой пощады, да сверх того из помещиковых, вотчинниковых, также и из архиерейских, монастырских и церковных деревень, которыми архиереи и монастыри сами ныне владеют, взять на государя тех людей (которые от них в помянутых сказках утаены) и на оных против числа их выделяя, всей той деревни, в которой такая явится утайка, из дач земли равную часть, что на них принадлежит по размеру, бесповоротно, и то утаенное отдано будет тем комиссарам, которые ради оного армейских полков расположения и свидетельствования душ определены будут, или другим доносителям, от которых в том подлинно кто обличен будет.
7. Которые помещики и вотчинники, в деревнях своих будучи, в сказках оное утаят, и у тех бы взять за утаенное против вышеписанного вдвое (что отдано будет комиссарам и доносителям неотменно).
Однодворцам, также татарам и ясачникам, велеть о сказках подтвердить: буде кто из них в душах утаит, и за то б учинить тем жестокое наказание, бить их кнутом нещадно, да сверх того за всякую утаенную душу из того двора, в котором утайка явится, взять лучшего человека в солдаты, не в зачет положенных с них рекрут…
Цит. по: Указ о всеобщей переписи податных людей в связи с введением подушной подати // Хрестоматия по истории СССР. М., 1949. Т.2 (1682-1865). С. 64-66.
Указ о должности Сената 27 апреля 1722 года
1. Сенату надлежит состоять из тайных действительных и тайных советников, кому от нас ныне поведено и впредь повелено будет, сидеть по рангам, и кроме их, также и генерала и обер-прокуроров, и обер-секретаря, и секретаря и протоколиста, никакой незваной персоне не входить в то время, когда советы отправляются; а когда кто впущен будет из высоких персон, то сенаторы велят подать стул, но и то такому, который бы ранг имел между первейшими чинами, а именно до бригадира, и почтут его сесть; и понеже в сенатской канцелярии президенту быть не возможно, того для оной в дирекции быть у генерала-прокурора.
2. Дело сенатское то, когда кому в коллегии такое дело случится, которое в той коллегии решить не возможно, то те дела президенту коллегии приносить и объявить генералу-прокурору, который должен представить в сенате, и оное решить в сенате, а чего не возможно решить, о том приложа свое мнение учинить предложение в доклад.
3. В ту ж канцелярию должны все губернаторы и воеводы писать о тех делах, которые не принадлежат к коллегиям, яко о начатии какой войны, мора, и какого заметания, или каких припадков.
4. Какие челобитные поданы будут рекетмейстеру за неправый суд коллегий и канцелярий, которые к коллегиям не подчинены: то ему, рекетмейстеру, оные приняв, по них доносить нам, и когда те челобитные подписаны будут от нас, дабы о том розыскать; буде же такие челобитные будут подавать ему в отлучках наших, то предлагать ему сенату, и по оным те дела брать ему, и росписав все пунктами, дабы что в одном пункте есть, уже, бы в другом не упоминалось (понеже во всяком деле челобитчиковом бывают разные дела), и сделав выписку так, как в его должности написано, к решению предлагать, и в сенате розыскивать; и когда придет до сентенции, тогда учинить присягу пред богом в правосудии, и как оная учинена будет, решить самою истиною по регламентам, по присяге, по злобе не посягая, и по дружбе и свойству не маня; а кто сие преступит, и о том чинить генерал-прокурору по должности его.
5. В чины в вышние выбирать балотированием от советника в коллегии и выше, кроме дворовых чинов, а ниже без балотирования.
6. В сенате надлежит чины сказывать, о которых ниже изображено, указы во все государства давать и от нас присланные решить немедленно, и прочие тому подобные а именно: в чины сказывать из военного всему генералитету, из государственного и гражданского правительства министрам, в коллегии президентам, в губернии и провинции губернаторам, воеводам и комендантам, ассесорам, камерирам, рентмейстерам и земским и судным коммисарам, також коллежским членам, включая секретаря и прочих, и в губерниях президентам, в надворные суды, обер-ландрихтерам и земским секретарям.
7. Во все вышеписанные чины, в которых надлежит быть из дворян, на каждое былое место по ведомостям из коллегий и из прочих мест, из которых требовано будет, велеть представлять герольдмейстеру по два, или по три человека достойных; а в которые места надлежит быть не из дворян, в те представлять же из коллегий за подписанием рук всей коллегии, а из прочих мест, откуда кто требует, за его ж рукою и прочих при нем товарищей, также по два, или по три человека достойных на одно место, из оных сенату, определять достойных
Цит. по: Указ о должности Сената 27 апреля 1722 года // Хрестоматия по истории СССР. М., 1949. Т.2 (1682-1865). С. 72-75.
Манифест об учреждении Духовной коллегии (25 генваря 1721 г.)
Между многими, по долгу богоданные нам власти, попеченьми о исправлении народа нашего, и прочих подданных нам государств, посмотря и на духовный чин, и видя в нем много нестроения и великую в делах его скудость, не суетный на совести нашей возымели мы страх, да не явимся неблагодарни вышнему, аще толикая от него получив благопоспешества во исправлении как воинского, так и гражданского чина, пренебрежем исправление и чина духовного. И когда нелицемерный он судия воспросит от нас ответа о таком нам от него врученном приставлении, да не будем безответни. Того ради образом прежних, как в ветхом, так и в новом завете, благочестивых царей, восприяв попечение о исправлении чина духовного, а не видя лучшего к тому способа, паче соборного правительства. Понеже в единой персоне не без страсти бывает; к тому же не наследственная власть, того ради вящше не берегут. Уставляем духовную коллегию, то есть духовное соборное правительство, которое по следующим где регламенте имеет всякие духовные дела во всероссийской церкви управлять. И повелеваем всем верным подданным нашим, всякого чина, духовным и мирским имети сие за важное и сильное правительство, и у него крайний дел духовным управы, решения и вершения просить, и судом его определенным довольствоватися, и указов его слушать во всем, под великим за противление и ослушание наказанием, против прочих коллегий...
Цит. по: Манифест об учреждении Духовной коллегии (25 генваря 1721 г.) // Хрестоматия по истории СССР. М., 1949. Т.2 (1682-1865). С. 78-79.
Правила хорошего тона по руководству «Юности честное зерцало»
22. Отрок должен быть весьма учтив и вежлив как в словах, так и в делах: на руку не дерзок и не драчлив, также имеет оной встретившего на три шага не дошед, и шляпу приятным образом сняв, а не мимо прошедши, назад оглядываясь, поздравлять. Ибо вежливу быть на словах, а шляпу держать в руках неубыточно, а похвалы достойно и лучше, когда про кого говорят: он есть вежлив, смиренный кавалер и молодец, нежели когда скажут про которого, он есть спесивый болван...
27. Младые отроки должны всегда между собою говорить иностранными языки, дабы тем навыкнуть могли: а особливо когда им что тайное говорить случится, чтоб слуги и служанки дознаться не могли, и чтоб можно их от других незнающих болванов распознать: ибо каждый купец, товар свой похваляя, продает как может...
55. Также когда в беседе, или в компании случится в кругу стоять: или сидя при столе, или между собою разговаривая, или с кем танцуя, не надлежит никому неприличным образом в кругу плевать, но на сторону. А ежели в каморе, где много людей, то приими харкотины в платок, а так не вежливым образом в каморе или в церкви не мечи на пол, чтоб другим от того не згадить, или отъиди для того к стороне, дабы никто не видал, и подотри ногами так чисто, как можно...
59. Еще же зело не пристойно, когда кто платком или перстом |в носу чистит, яко бы мазь какую мазал, а особливо при других честных людях.
Когда прилучится тебе с другими за столом сидеть, то содержи себя в порядке по сему правилу:
В первых, обрежь свои ногти... Умой руки и сиди благочинно, сиди прямо, и не хватай первый блюдо, не жри как свиния, и не дуй, чтоб везде брызгало, не сопи. Первой не пии, будь воздержён, и бегай пиянства, пии и яждь сколько тебе потребно, в блюде будь последний. Когда что тебе предложат, то возьми часть из того, прочее отдай другому, и возблагодари ему. Руки твои да не лежат долго на тарелке, ногами везде не мотай, когда тебе пить, не утирай губ рукою, но полотенцем, и не пии пока еще пищи не проглотил. Не облизывай перстов, и не грызи костей, но обрежь ножом. Зубы ножом не чисти, но зубочисткою, и одною рукою прикрой рот, когда зубы чистишь, хлеба приложа к грудям не режь, ешь что пред тобою лежит, а не хватай. Ежели пред кого положить хощешь, не примай перстами, как некоторые народы ныне обыкли. Над едою не чавкай, как свиния, и головы не чеши, не проглотя куска не говори, ибо так делают крестьяне. Часто чихать, сморкать и кашлять непригоже. Когда яси яйцо, отрежь на предь хлеба, и смотри чтоб притом не вытекло, яждь скоро, яишной скорлупы не разбивай, и пока яси яйцо, не пии между тем, не замарай скатерти, и не облизывай перстов. У своей тарелки не делай забора из костей корок, хлеба и прочего. Когда перестанешь ясти, возблагодари бота, умой руки и лицо, и выполощи рот…»
Цит. по: Юности честное зерцало или показание к житейскому обхождению, собранное от разных авторов. М., 1965. С. 52.
Указ Петра I о покупке к заводам деревень.
Понеже хотя по прежним указам купецким людям деревень покупать было и запрещено, и тогда то запрещение было того ради, что они, кроме купечества, к пользе государственной других никаких заводов не имели; а ныне по нашим указам, как всем видно, что многие купецкие люди компаниями, и особно многие возымели к приращению государственной пользы заводить вновь разные заводы, а именно: серебреные, медные, железные, игольные и прочив сим подобные, к тому ж и шелковые и полотняные и шерстяные фабрики, из которых многие уже и в действо произошли. Того ради позволяется сим нашим указом, для размножения таких заводов, как шляхетству, так и купецким людям, к тем заводам деревни покупать невозбранно, с позволения Берг- и Мануфактур-коллегии, токмо под такою кондициею, дабы те деревни всегда были уже при тех заводах неотлучно. И для того, как шляхетству, так и купечеству, тех деревень особо без заводов отнюдь никому не продавать и не закладывать, и никакими вымыслы ни за кем не крепить, и на выкуп таких деревень никому не отдавать, разве кто похочет для необходимых своих нужд те деревни и с теми заводы продать, то таким продавать с позволения Берг- и Мануфактур-коллегии. А ежели кто противо сего поступит, то оного всего того лишить безповоротно.
А ежели кто будет заводы заводить токмо для лица малые, чтоб ему тем у кого деревни купить, и таковых вымышленников до той покупки отнюдь не допускать, и смотреть того накрепко в Берг- Мануфактур-коллегии; а ежели таковые явятся, и их по усмотрению штрафовать отнятием всего движимого и недвижимого имения.
Цит. по: Указ Петра I о покупке к заводам деревень. // Хрестоматия по истории СССР. М., 1949. Т.2 (1682-1865). С. 23-24.
Петровские преобразования в оценках историков.
(См. схему «Оценка петровских преобразований»)
Карамзин H.M.: Царствование Романовых, Михаила, Алексея, Федора, способствовало сближению россиян с Европою как в гражданских учреждениях, так и в нравах от частых государственных сношений с ее Дворами, от принятия в нашу службу многих иноземцев и поселения других в Москве. Ибо нет сомнения, что Европа от XIII до XIV века далеко опередила нас в гражданском просвещении. Сие изменение делалось постепенно, тихо, едва заметно, как естественное возрастание, без порывов и насилия. Мы заимствовали, но как бы нехотя, применяя все к нашему и новое соединяя со старым.
Явился Петр. В его детские лета самовольство вельмож, наглость стрельцов и властолюбие Софьи напоминали России несчастные времена смут боярских, но великий муж созрел уже в юноше мощною рукою схватил кормило государства, он сквозь бурю волны устремился к своей цели: достиг — и все переменилось!
Сею целью было не только новое величие России, но и совершенное присвоение обычаев европейских... Потомство воздало усердную хвалу сему бессмертному государю и личным его достоинства и славным подвигам. Он имел великодушие, проницание, вол! непоколебимую, деятельность, неутомимость редкую: исправил, умножал войско, одержал блестящую победу над врагом искусным и мужественным; завоевал Ливонию, сотворил флот, основал гавани издал многие законы мудрые, привел в лучшее состояние торговлю рудокопии, завел мануфактуры, училища, академию, наконец, по ставил Россию на знаменитую степень в политической систем< Европы. Говоря о превосходных его дарованиях, забудем ли почта важнейшее для самодержцев дарование: употреблять людей по их способностям? Полководцы, министры, законодатели не родятся в такое или такое царствование, но единственно избираются. Чтобы избрать, надобно угадать; угадывают же людей только великие люди — и слуги Петровы удивительным образом помогали ему на ратном поле, в Сенате, в Кабинете. Но мы, россияне, имея перед глазами свою историю, подтвердим ли мнение несведущих иноземцев и скажем ли, что Петр есть творец нашего величия государственного?.. Забудем ли князей московских: Иоанна I, Иоанна III, которые, можно сказать, из ничего воздвигли державу сильную и учредили твердое в ней правление единовластное? Петр нашел средства делать великое, — князья московские подготовили оное.
Славя славное в сем монархе, оставим ли без замечания вредную сторону его блестящего царствования?
Умолчим о пороках личных; но сия страсть к новым для нас обычаям преступила в нем границы благоразумия. Петр не хотел вникнуть в истину, что дух народный составляет нравственное могущество государств, подобно физическому, нужное для их твердости. Сей дух и вера спасли Россию во время самозванцев; есть не что иное, как привязанность к нашему особенному, не иное, как уважение к своему народному достоинству. Искореняя древние навыки, представляя их смешными, глупыми, вводя иностранные, государь России унижал россиян. Презрение к самому себе располагает ли человека и гражданина к великим делам? Любовь к отечеству питается сими родными особенностями. Просвещение достохвально, но в чем стоит оно? В знании нужного для благоденствия: художества, искусства, науки не имеют иной цели. Русская одежда, пища не мешали заведению школ. Два государства могли стоять на степени гражданского просвещения, имея права различные. Государство может заимствовать от другого полезные сведения, не следуя ему в обычаях. Пусть сии обычаи естественно изменяются, но предписывать им уставы есть насилие, беззаконное и для монарха самодержавного. В сем отношении государь по справедливости может действовать примером, а не указом.
Жизнь человеческая кратка, а для утверждения новых обычаев требуется долговременность. Петр ограничил свое преобразование дворянством. Дотоле, от сохи до престола, россияне сходствовали между собой некоторыми общими признаками наружности и в обыкновениях, — со времен Петровых высшие степени отделились от низших, и русский земледелец, мещанин, купец увидел немцев в русских дворянах ко вреду братского, народного единодушия государственных состояний.
В течение веков народ привык чтить бояр как мужей, ознаменованных величием, — поклонялся им с истинным уничижением, когда они с своими благородными дружинами, с азиатской пышностию, при звуке бубнов являлись, шествуя в храм Божий или на совет к государю. Петр уничтожил достоинство бояр: ему надобны были министры, канцлеры, президенты! Вместо древней славной Думы явился Сенат, вместо приказов — коллегии, вместо дьяков — секретари и проч. Та же бессмысленная для россиян перемена в воинском чиноначалии: генералы, капитаны, лейтенанты изгнали из нашей рати воевод, сотников, пятидесятников и проч. Честию и достоинством россиян сделалось подражание.
Семейственные нравы не укрылись от влияния царской деятельности. Вельможи стали жить открытым домом; их супруги и дочери вышли из непроницаемых теремов своих; балы, ужины соединили один пол с другим в шумных залах; россиянки перестали краснеть от нескромного взора мужчин, и европейская вольность заступила место азиатского принуждения... Чем более мы успевали в людскости, в обходительности, тем более слабели связи родственные: имея множество приятелей, чувствуем менее нужды в друзьях и жертвуем свету союзом единокровия.
Не говорю и не думаю, чтобы древние россияне под великокняжеским или царским правлением были вообще лучше нас. Не столько в сведениях, но и в некоторых нравственных отношениях превосходнее, то есть иногда стыдимся, чего они не стыдились что действительно порочно; однако ж должно согласиться, что приобретением добродетелей человеческих утратили граждане. Имя русского имеет ли теперь для нас ту силу неисповедимую, какую оно имело прежде? И весьма естественно: деды наши, уже Царствование Михаила и сына его, присваивая себе многие выгоды иноземных обычаев, все еще оставались в тех мыслях, что правоверный россиянин есть совершеннейший гражданин в мире, а Святая Русь — первое государство. Пусть назовут то заблуждением; но как оно благоприятствовало любви к отечеству и нравственной силе оного! Теперь же, более ста лет находясь в школе иноземцев, без дерзости можно ли похвалиться своим гражданским достоинством? Некогда называли мы всех иных европейцев неверными, теперь - называем братьями; спрашиваю: кому бы легче было покорить Россию — неверным или братьям? То есть кому бы она, по вероятности, долженствовала более противиться? При царе Михаиле или Феодоре вельможа российский, обязанный всем отечеству, мог ли бы с веселым сердцем навек оставить его, чтобы в Париже, в Лондоне, в Вене спокойно читать в газетах о наших государственных опасностях? Мы стали гражданами мира, но перестали в некоторых случаях, быть гражданами России. Виною Петр 1.
Он велик без сомнения; но еще мог бы возвеличиться гораздо более, когда бы нашел способ просветить ум россиян без вреда для их гражданских добродетелей. К несчастию, сей государь, худо воспитанный, окруженный людьми молодыми, узнал и полюбил женевца Лефорта, который от бедноты и заехал в Москву и, весьма естественно, находя русские обычаи для него странными, говорил ему об них с презрением, а все европейское возвышал до небес. Вольные общества Немецкой слободы, приятные для необузданной молодости, довершили Лефортово дело, и пылкий монарх с разгоряченным воображением, увидев Европу, захотел сделать Россию Голландией.
Еще народные склонности, привычки, мысли имели столь великую силу, что Петр, любя в воображении некоторую свободу ума человеческого, долженствовал прибегнуть ко всем ужасам самовластия для обуздания своих, впрочем, столь верных подданных. Тайная канцелярия день и ночь работала в Преображенском: пытки и казни служили средством нашего славного преобразования государственного. Многие гибли за одну честь русских кафтанов и бороды, ибо не хотели оставить их и дерзали порицать монарх; Сим бедным людям казалось, что он вместе с другими привычкам отнимает у них самое отечество.
В необыкновенных усилиях Петровых видим всю твердость его характера и власти самодержавной. Ничто не казалось ему cтpaнным. Церковь российская искони имела главу сперва в митрополите наконец в патриархе. Петр объявил себя главою церкви, уничто патриаршество как опасное для самодержавия неограниченного, заметим, что наше духовенство никогда не противоборстве мирской власти, ни княжеской, ни царской: служило ей орудием в делах государственных и совестию в ее случайных уклонениях от добродетели! Первосвятители имели у нас одно право — вещать истину государям, не действовать, не мятежничать — право благословенное не только для народа, но и для монарха, коего счастье состоит в справедливости. Со времен Петровых упало духовенство в России. Первосвятители наши уже только были угодниками царей на кафедрах языком библейским произносили им слова похвальные. Для похвалы мы имеем стихотворцев и придворных; главная обязанность духовенства есть учить народ добродетели, а чтобы сии наставления были тем действительнее, надобно уважать оное. Если государь председательствует там, где заседают главные сановники церкви, если он судит их или награждает мирскими почестями и выгодами, то церковь подчиняется мирской власти и теряет свой характер священный, усердие к ней слабеет, а с ним и вера, а с ослаблением веры государь лишается способа владеть сердцами народа в случаях чрезвычайных, где нужно все забыть, все оставить для отечества и где пастырь душ может обещать в награду один венец мученический. Власть духовная должна иметь особенный круг действия вне гражданской власти, но действовать в тесном союзе с нею. Но лучше, если сие согласие имеет вид свободы и внутреннего убеждения, а не всеподданнической покорности.
Утаим ли от себя еще одну блестящую ошибку Петра Великого? Разумею основание новой столицы на северном крае государства, среди зыбей болотных, в местах, осужденных природою на бесплодие и недостаток. Еще не имея ни Риги, ни Ревеля, он мог заложить на берегах Невы купеческий город для ввоза и вывоза товаров; но мысль утвердить там пребывание наших государей была, есть и будет вредной. Сколько людей погибло, сколько миллионов и трудов употреблено для приведения в действо сего намерения! Можно сказать, что Петербург основан на слезах и трупах.
Но великий муж самыми ошибками доказывает свое величие: трудно или невозможно изгладить; как хорошее, так и худое он делает навеки. Сильною рукою дано новое движение России; мы уже не возвратимся к старине!
Цит. по: Карамзин H. M. Записка о древней и новой России. СПб., 1914. С. 22—32.
Соловьев С.М.: Необходимость движения на новый путь была сознана; обязанности при этом определились: народ поднялся и собрался в дорогу, но кого-то ждали; ждали вождя; вождь явился.
Явилось сознание необходимости для государства, для народа выйти на новую дорогу, сознание нудящих потребностей, которым необходимо было удовлетворить как можно скорее; но где средства для этого удовлетворения, где знание, уменье приняться за дело? Средство есть, по-видимому, очень легкое: призвать искусного иностранца и поручить ему дело. Средство, по-видимому, очень легкое, но в сущности чрезвычайно тяжелое, могущее обойтись для народа очень дорого, не в отношении только денег (деньги — дело нажитое), но при неразумном, страдательном употреблении означенной меры можно потерять такое нравственное добро, которого после не наживешь.
При опасном столкновении с народами-учителями нужно было прежде всего озаботиться развитием самостоятельной деятельности, избежанием по возможности страдательного положения, избежанием духовного принижения перед чужим, сохранением свободных отношений к чужому, духовной независимости, сознанием своего достоинства. Что же делает народный вождь? Он проходит сам эту практическую, деятельную школу и заставляет других проходить ее. Он носит в себе ясное сознание, что его время есть время школы, школьного учения для народа, время школы, взятой самых широких размерах. Но при этом он сознает лучшее средство пройти школу как можно безопаснее и как можно полезнее) в виду развитие самостоятельной деятельности народа. Отсюда в не уясняется нам значение этой неутомимой работы Петра. Услыхал что-нибудь — непременно хочет посмотреть — так ли? Увидал какую-нибудь вещь — сейчас же хочет дознаться, для чего она употребляется, и сейчас же произвести опыт; увидал какое-то производство — сейчас же сам принимает в нем участие, этой неутомимой работой он может избежать сам крайне страдательного положения в отношении к иностранцам и от него народ свой. Без иностранцев обойтись было невозможно.
Чтобы сохранить к ним свободное, независимое, мало того — властелинское, хозяйское отношение, надобно было приобрести способность надзора, проверки, а такую способность Петр и, по его примеру и побуждению, его сотрудники могли приобрести только этой неутомимой работой, этим немедленным практическим приложением всего узнанного.
Не на одном военном или дипломатическом поприще русскому человеку открывается практическая школа, необходимая для его самостоятельного развития. Эту школу встречаем и будем встречать повсюду; поэтому история признает за ним высокий титул народного воспитателя.
Цит по: Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 18 кн. Кн. 7, т.14. М., 1991. С.425-428.
Ключевский В.О.: При имени Петра Великого мы прежде всего вспоминаем о его преобразованиях; с ним неразрывно связана идея реформы. Звание преобразователя стало его прозвищем, исторической характеристикой. Мы склонны думать, что Петр I и родился с мыслью о реформе, считал ее своим провиденциальным призванием, своим историческим назначением. Между тем у самого Петра долго незаметно такого взгляда на себя. Его не воспитали в мысли, что ему предстоит править государством никуда не годным, подлежащим полному преобразованию. Но у него рано пробудилось какое-то предчувствие, что, когда он вырастет и начнет царствовать на самом деле, ему прежде всего понадобятся армия и флот, но на что именно понадобятся, он, кажется, не спешил отдать себе ясный отчет в этом. Лишь со временем, с обнаружением замыслов Софьи, он стал понимать, что солдат ему нужен против стрельца, сестриной опоры. Он просто делал то, что подсказывала ему минута, не затрудняя себя предварительными соображениями и отдаленными планами, и все, что он делал, он как будто считал своим текущим очередным делом, а не реформой; он и сам не замечал, как этими текущими делами он все изменял вокруг себя — и людей, и порядки. Война привела его и до конца жизни толкала к реформам. В жизни государств внешние войны и внутренние реформы обыкновенно не »вмещаются как условия, взаимно противодействующие. Обычно на — тормоз реформы, требующей мира. В нашей истории действовало иное соотношение: война с благополучным исходом укрепляла сложившееся положение, наличный порядок, а война с ходом непристойным вызывала общественное недовольство, выбившее. У правительства более или менее решительную реформу, которая служила для него своего рода переэкзаменовкой. В последнем случае правительство избегало внешних столкновений до того, что роняло международное значение государства. Так успехи внутренней политической жизни приобретались ценою внешних несчастий. Петр I попал в иное соотношение внешних столкновений с внутренней работой государства над собой, над самоустроением. При нем война является обстановкой реформы, даже более — имела органическую связь с его преобразовательной деятельностью, вызывала и направляла ее. Колыбель реформы в другие времена, война при Петре стала ее школой, как и называл ее сам Петр. Но при нем сказывалось это неестественное соединение взаимно противодействующих сил: война оставалась тормозом реформы, а реформа затягивала войну, вызывая глухое народное противодействие и открытые мятежи, мешавшие собрать народные силы для окончательного удара врагу. В таком замкнутом кольце противоречий пришлось Петру вести свое дело.
Реформа, как она была исполнена Петром, была его личным делом, делом беспримерно насильственным и, однако, непроизвольным и необходимым.
Что дала Петру дореформенная Россия, что он взял у Западной Европы и что оставил России, им преобразованной, точнее, что после него сделали из его дела, — вот три части, на которые распадается общий вопрос о значении реформы.
Петр взял из старой Руси государственные силы, а у Запада заимствовал технические средства для устройства армии, флота, государственного и народного хозяйства, правительственных учреждений. Где же тут, спросите вы, коренной переворот, обновивший или исказивший русскую жизнь сверху донизу? Однако таково было впечатление современников реформы, передавших его и ближайшему потомству. Реформа если не обновила, то взбудоражила, взволновала русскую жизнь до дна не столько своими нововведениями, сколько некоторыми приемами, не характером своим, а темпераментом, если можно так выразиться. Результаты реформы были обращены более к будущему, но ее приемы чувствовались современниками прежде всего. Эти приемы вырабатывались при участии личного характера Петра, под влиянием обстановки, в какой шла его преобразовательная деятельность, и под влиянием отношения, в какое эта обстановка ставила его к быту и обычаям народа. Обстановка реформы создана была войной и внутренней борьбой. Среди военных тревог Петр не имел досуга останавливаться, хладнокровно обсуждать положение, взвешивать свои мероприятия, сообщать условия их исполнения, терпеливо дожидаться медленного роста своих начинаний. Он требовал от них быстрого действия, немедленных результатов, при всяком затруднении или замедлении подгонял исполнителей страшными угрозами, которые сыпались так расточительно, что теряли свою возбуждающую силу. За все: за подачу прошения государю помимо подлежащих мест, за порубку мерного дуба (указанных размеров) или мачтовой ели, за неявку дворянина на смотр, за торговлю русским платьем — конфискация имущества, лишение всех прав, кнут, каторга, виселица, политическая или физическая смерть. Нерасчетливая кара закона в одних усиливала отвагу преступления, в других производила замешательство и общее чувство тягости. С другой стороны, реформа шла среди глухой и упорной внутренней борьбы, не раз шумно прорывавшейся: все выступали против нововведений, строились во имя старины, ее понятий и предрассудков. Отсюда враждебное отношение Петра к отечественной старине, к народному быту, тенденциозное гонение некоторых наружных его особенностей, выражавших эти понятия и предрассудки. Такое отношение установилось у Петра под прямым влиянием политического воспитания, какое он получил. Политические понятия и чувства его выросли среди смут, порожденных борьбой двух направлений, на какие разделилось русское общество в XVII в.: приверженцы новшеств, искавшие помощи и уроков на Западе, столкнулись с политическими и церковными староверами. Эти последние в борьбе выставляли знаменем некоторые наружные особенности, отличавшие древнерусского человека от западного европейца, — бороду, покрой платья и т.п. Сами по себе эти внешности, разумеется, не мешали реформе; но очень мешали ей чувства и убеждения, ими прикрывавшиеся: это были признаки оппозиции, символы протеста. Став на сторону нововведений, Петр горячо ополчился против этих мелочей, которыми прикрывались дорогие для русского человека предания старины. Впечатления детства побуждали Петра придавать преувеличенное значение этим предметам. Он привык видеть эти признаки на государственных мятежниках, стрельцах и старообрядцах; древнерусская борода была для него не физической подробностью мужской физиономии, а выставкой политического настроения. Трудно вообразить, какой шум и гам поднялся из-за этой перелицовки и перекостюмировки русских людей на иноземный фасон. У городских ворот расставлены наблюдатели город и костюмов, которые штрафовали бородачей и носителей нелегального платья, а самое платье тут же резали и драли. Дворян, явившихся на государев смотр с не выбритой бородой и усами, били батогами. Купцам за торг русским платьем — кнут, конфискация и каторга. Все это было бы смешно, если бы не было безобразно. Впервые русское законодательство, изменяя своему серьезному тону, низошло до столь низменных предметов, вмешалось в ведомство парикмахера и портного. Сколько раздражения потрачено было на эти прихоти и сколько вражды, значит, помехи делу реформы породили в обществе эти законодательные ненужности! Подобными мелкими, но многочисленными помехами объясняется бросающаяся в глаза наблюдателю несоразмерность достигнутых Петром во внутреннем устройстве государств успехов со стоимостью их достижения, с потраченными на них жертвами. Ход реформы вызывает удивление, с каким трудом доставались Петру даже скромные успехи.
Петр действовал силой власти, а не духа и рассчитывал не на нравственные побуждения людей, а на их инстинкты. Правя государством из походной кибитки и с почтовой станции, он думал только о делах, а не о людях и, уверенный в силе власти, недостаточно взвешивал пассивную мощь массы. Преобразовательная увлекаемость и самоуверенное всевластие — это были две руки Петра, которые не мыли, а сжимали друг друга, парализуя энергию одна другой. Надеясь восполнить недостаток наличных средств творчеством власти, преобразователь стремился сделать больше возможного, а исполнители, запуганные и неповоротливые, теряли способность делать и посильное, и как Петр в своем преобразовательном разбеге не умел щадить людские силы, так люди в своем сомкнутом, стоячем отпоре не хотели ценить его усилий.
Реформа сама собою вышла из насущных нужд государства и народа, инстинктивно почувствованных властным человеком с чутким умом и сильным характером, талантами, дружно совместившимися в одной из тех исключительно счастливо сложенных натур, какие по неизведанным еще причинам от времени до времени появляются в человечестве. С этими свойствами, согретыми чувством долга и решимостью «живота своего не жалеть для отечества», Петр стал во главе народа, из всех европейских народов наименее удачно поставленного исторически. Этот народ нашел в себе силы построить к концу XVI в. большое государство, одно из самых больших в Европе, но в XVII в. стал чувствовать недостаток материальных и духовных средств поддерживать свою восьми вековую постройку. Реформа, совершенная Петром Великим, не имел своей прямой целью перестраивать ни политического, ни общественного, ни нравственного порядка, установившегося в этом государстве, не направлялась задачей поставить русскую жизнь непривычные ей западноевропейские основы, ввести в нее заимствованные начала, а ограничивалась стремлением вооружить Русское государство и народ готовыми западноевропейскими средствами, умственными и материальными, и тем поставить государство в уровень с завоеванным им положением в Европе, поднять труд народа до уровня проявленных им сил. Но все это приходилось додать среди упорной и опасной внешней войны, спешно и принудительно, и при этом бороться с народной апатией и косностью, воспитанной хищным приказным чиновничеством и грубым землевладельческим дворянством, бороться с предрассудками и страхами, внушенными невежественным духовенством. Поэтому реформа, скромная и ограниченная по своему первоначальному замыслу, направленная к перестройке военных сил и к расширению финансовых средств государства, постепенно превратилась в упорную внутреннюю борьбу, взбаламутила всю застоявшуюся плесень русской жизни, взволновала все классы общества. Начатая и веденная верховной властью, привычной руководительницей народа, она усвоила характер и приемы насильственного переворота, своего рода революции. Она была революцией не по своим целям и результатам, а только по своим приемам и впечатлению, какое произвела на умы и нервы современников. Это было скорее потрясение, чем переворот. Это потрясение было непредвиденным следствием реформы, но не было ее обдуманной целью.
Попытаемся установить наше отношение к реформе Петра. Противоречия, в какие он поставил свое дело, ошибки и колебания, подчас сменявшиеся малообдуманной решимостью, слабость гражданского чувства, бесчеловечные жесткости, от которых он не умел воздерживаться, и рядом с этим беззаветная любовь к отечеству, непоколебимая преданность своему делу, широкий и светлый взгляд на свои задачи, смелые планы, задуманные с творческой чуткостью и проведенные с беспримерной энергией, наконец, успехи, достигнутые неимоверными жертвами народа и великими усилиями преобразователя, — столь разнородные черты трудно укладываются в цельный образ. Преобладание света или тени во впечатлении изучающего вызывало одностороннюю хвалу или одностороннее порицание, и порицание напрашивалось тем настойчивее, что и благотворные деяния совершались с отталкивающим насилием. Реформа Петра была борьбой деспотизма с народом, с его косностью. Он надеялся грозою власти вызвать самодеятельность в порабощенном обществе и через рабовладельческое дворянство водворить в России европейскую науку, народное просвещение как необходимое условие общественной самодеятельности, хотел, чтобы раб, оставаясь рабом, действовал сознательно и свободно. Совместное действие деспотизма и свободы, просвещения и рабства — это политическая квадратура круга, загадка, разрешавшаяся у нас со времени Петра два века и доселе не разрешенная.
Вера в чудодейственную силу образования, которой проникнут был Петр, его благоговейный культ науки насильственно зажег в рабьих умах искру просвещения, постепенно разгоравшуюся в осмысленное стремление к правде, т. е. к свободе. Самовластие само по себе противно как политический принцип. Его никогда не признает гражданская совесть. Но можно мириться с лицом, в котором эта противоестественная сила соединяется с самопожертвованием, когда самовластец, не жалея себя, идет напролом во имя общего блага, рискуя разбиться о неодолимые препятствия и даже о собственное дело. Так мирятся с бурной весенней грозой, которая, ломая вековые деревья, освежает воздух и своим ливнем помогает всходам нового посева.
Цит по: Ключевский В. О. Курс лекций по русской истории. Ч. IV. М., 1989. С. 189-204.
Бенуа А.Н.: В окрестностях столицы, и особенно в Петергофе, творческие, усилия монархии выразились в грандиозных художественных формах; выражение величия и мощи России соединилось здесь с теми чарами, которые присущи нашей северной природе. Это соединение художественной фантазии с природной прелестью произошло здесь в тот момент, когда европейское искусство переживало чудеснейший расцвет и целый ряд отличных западных художников оказались к услугам российского государства. Приглашенные Петром, Анной, Елисаветой, Екатериной II и Павлом зодчие, декораторы, садоводы, скульпторы, резчики, бронзовщики и т. д., побуждаемые широкими замыслами царственных и вельможных меценатов, создали именно на русской земле свои шедевры. Леблон, Шлютер, Ринальди, Кваренги, Камерон, Гонзага и превосходящий их всех размахом и романтикой своих замыслов Растрелли — все они потрудились во имя одной и той же идеи, как ни своеобразны в отдельности творения каждого мастера (или каждой группы), но всем им присуща одна общая черта, отвечающая необъятной шири русской земли и размаху русской жизни.
Особое очарование придает Петергофу то, что он расположен на самом берегу моря, а также и то, что здесь на всем лежит отпечаток той гениальной личности, благодаря воле которой рожден и в память которой Петергоф и получил свое наименование (ныне так нелепо видоизмененное). Мало того, в Петергофе, и только в нем, можно как бы прикоснуться к нему, к собственной персоне Петра. Вступая в покои Монплезира или павильоны Марли и «Эрмитажа», посетитель начинал дышать тем же воздухом, которым дышал он; стоя перед ступенями каскадов, служащих подножием Большого дворца, мы видим осуществленным и действующим то самое, что он вызвал к жизни и чем он любовался. Петр I, этот сверхчеловек, показал здесь, что он не чужд чего-то такого, что другим словом, как поэзия, не назовешь. В учебниках (да и в серьезных исторических трудах) Петра обыкновенно выставляют в виде какого-то «политического аскета», в виде человека, чуждавшегося всякой роскоши, всякой жизненной красоты. На самом же деле Петр продолжал быть «политическим аскетом», только пока он весь был поглощен непомерной работой ломки старого и положения основ нового строя, того, что в его провидении должно было спасти и возвеличить Россию. Однако как только посеянное стало всходить и появились первые плоды, так Петр вспомнил и о другой своей миссии — о созидании жизненной красоты. Но это и нельзя назвать «исполнением какой-то миссии», — влекли его к тому глубокие духовные потребности. В целом ряде мероприятий, из коих значительная часть именно выпала на долю Петергофа, он показал себя художником, человеком, обладающим своеобразным вкусом и знающим толк в прекрасном. Между прочим, нельзя объяснить одной счастливой случайностью, что «вчерашний варвар» остановил, из всех мастеров Запада, свой выбор на самых лучших и что он их привлек к творчеству во имя величия и великолепия России.
Цит. по: Бенуа А.Н. Мои воспоминания. В5 кн. Кн.4. 2-е изд. М., 1990. С.305-307.
Платонов С.Ф.: В XIX веке и в начале XX века одни старались объяснить себе значение реформы для последующей русской жизни, другие занимались вопросом об отношении этой реформы к явлениям предшествовавшей эпохи, третьи судили личность и деятельность Петра с нравственной точки зрения.
Ведению историка подлежат, строго говоря, только две первые категории мнений, как исторические по своему существу. Знакомясь с ними, мы замечаем, что эти мнения иногда резко противоречат друг другу. Происходят такие несогласия от многих причин: во-первых, преобразования Петра, захватывая в большей или меньшей степени все стороны древнерусской жизни, представляют собой такой сложный исторический факт, что всестороннее понимание его трудно дается отдельному уму. Во-вторых, не все мнения о реформах Петра выходят из одинаковых оснований. В то время как одни исследователи изучают время Петра с целью достичь объективного исторического вывода о его значении в развитии народной жизни, другие стремятся в преобразовательной деятельности начала XVIII в. найти оправдания тех или иных своих воззрений на современные общественные вопросы. Если первый прием изучения следует назвать научным, то второму всего приличнее название публицистического. В-третьих, общее развитие науки русской истории всегда оказывало и будет оказывать влияние на представления наши о Петре. Чем больше мы будем знать нашу историю, тем лучше мы будем понимать смысл преобразований. Нет сомнения, что мы находимся в лучшем положении, чем наши предки, и знаем больше, чем они, но наши потомки то же скажут и о нас. Мы откинули много прежних исторических заблуждений, но не имеем права сказать, что знаем прошлое безошибочно — наши потомки будут знать и больше, и лучше нас.
Но говоря так, я не хочу сказать, что мы не имеем права изучать исторические явления и обсуждать их. Повинуясь присущему нашему духу стремлению не только знать факты, но и логически связывать их, мы строим наши выводы и знаем, что самые наши ошибки облегчат работу последующим поколениям и помогут им приблизиться к истине, так же как для нас самих поучительны и труды, и ошибки наших предков.
Не мы первые начали рассуждать о Петре Великом. Его деятельность уже обсуждали его современники. Их взгляды сменялись взглядами ближайшего потомства, судившего по преданию, понаслышке, а не по личным впечатлениям. Затем место преданий заняли исторические документы. Петр стал предметом научного ведения. Каждое поколение несло с собой свое особое мировоззрение и относилось к Петру по-своему. Для нас очень важно знать, как в различное время видоизменялось это отношение к Петру нашего общества.
Современники Петра считали его одного причиной и двигателем той новизны, какую вносили в жизнь его реформы. Эта новизна для одних была приятна, потому что они видели в ней осуществление своих желаний и симпатий, для других она была ужасным делом, ибо, как им казалось, подрывались основы старого быта, освященные старинным московским правоверием. Равнодушного отношения к реформам не было ни у кого, так как реформы задевали всех. Но не все одинаково резко выражали свои взгляды. Пылкая, смелая преданность Петру и его делу отличает многих его помощников; страшная ненависть слышится в отзывах о Петре у многих поборников старины. Первые доходят до того, что зовут Петра «земным богом», вторые не страшатся называть его антихристом. И те, и другие признают в Петре страшную силу и мощь, и ни те, ни другие не могут спокойно отнестись к нему, потому что находятся под влиянием его деятельности. И преданный Петру Нартов, двадцать лет ему служивший, и какой-нибудь изувер-раскольник, ненавидевший Петра всем своим существом, одинаково поражены Петром и одинаково не способны судить его беспристрастно. Когда умер Петр и кончилась его реформационная деятельность, когда преемники, не понимая его, часто останавливали и портили начатое им, дело Петра не умерло и Россия не могла вернуться в прежнее состояние. Плоды его деятельности—внешняя сила России и новый порядок внутри страны—были на глазах у каждого, а жгучая вражда недовольных стала воспоминанием. Но многие сознательно жившие люди и долго спустя после смерти Петра продолжали ему удивляться не меньше современников. Они жили в созданной им гражданской обстановке и пользовались культурой, которую он так старательно насаждал. Все, что они видели вокруг себя в общественной сфере, вело начало от Петра. О Петре осталось много воспоминаний; о том же, что было до него, стали забывать. Если Петр внес в Россию свет просвещения и создал ее политическую силу, то до него, как думали, была «тьма и ничтожество». Так приблизительно характеризовал допетровскую Русь канцлер граф Головкин, поднося Петру титул императора в 1721 г. Он выразился еще резче, говоря, что гением Петра мы «из небытия в бытие произведены». В последующее время эта точка зрения замечательно привилась: Ломоносов называл Петра «богом», ходячее стихотворение звало его «светом» России. Петра считали творцом всего, что находили хорошего вокруг себя. Видя во всех сферах общественной жизни начинания Петра, его силы преувеличивали до сверхъестественных размеров. Так было в первой половине XVIII в. Вспомним, что тогда не существовало еще исторической науки, что возможность просвещения, данная Петром, создала еще лишь немногих просвещенных людей. Эти немногие люди судили Петра по тому преданию, какое сохранилось в обществе о времени преобразований. Но не все, что было в России после Петра, было хорошо. Не всем, по крайней мере, оставались довольны мыслящие люди XVIII в. Они видели, например, что усвоение западноевропейской образованности, начатое при Петре, превращалось часто в простое переименование культурной внешности. Они видели, что знакомство с Западом с пользой приносило к нам часто и пороки западноевропейского общества. Далеко не все русские люди оказывались способными воспринять с Запада здоровые начала его жизни и оставались грубыми варварами, соединяя, однако, с глубоким невежеством изящную внешность европейских щеголей. Во всех сатирических журналах второй половины XVIII в. мы постоянно встречаем нападки на этот разлад внешности и внутреннего содержания. Раздаются голоса против бестолкового заимствования западных форм. Вместе с тем развитие исторических знаний позволяет уже людям XVIII в. оглянуться назад, на допетровское время. И вот многие передовые люди (князь Щербатов, Болтин, Новиков) темным сторонам своей эпохи противопоставляют светлые стороны допетровской поры. Они не развенчивают деятельности Петра, но и не боготворят его личности. Они решаются критиковать его реформу и находят, что она была односторонней, привила нам много хорошего со стороны, но отняла от нас много своего хорошего. К такому выводу они приходят путем изучения прошлого, но это изучение далеко не спокойно; оно вызвано недостатками настоящего и идеализирует прошлую жизнь. Однако эта идеализация направлена не против самого Петра, а против некоторых последствий его реформы. Личность Петра и в конце XVIII в. окружена таким же ореолом, как и в начале столетия. Императрица Екатерина относится к нему с глубоким уважением Находятся люди, посвящающие всю свою жизнь собранию исторического материала, служащего к прославлению Петра,—таков купец Голиков.
Во второй половине XVIII в. зарождается уже наука русской истории. Но историки того времени или усердно собирают материалы для истории (как Миллер), или заняты исследованием древнейших эпох русской жизни (Ломоносов, Байер, Штриттер, Татищев, Щербатов, Шлёцер). Петр еще вне пределов их ведения. Первую научную оценку получает он от Карамзина. Но Карамзин как историк принадлежит уже
XIX в. Ученый по критическим приемам, художник по натуре и моралист по мировоззрению, он представлял себе русскую историческую жизнь как постепенное развитие национально-государственного могущества. К этому могуществу вел Россию ряд талантливых деятелей. Среди них Петру принадлежало одно из самых первых мест: но, читая «Историю государства Российского» в связи с другими историческими трудами Карамзина, вы замечаете, что Петру как деятелю Карамзин предпочитал другого исторического деятеля — Ивана III. Этот последний сделал свое княжество сильным государством и познакомил Русь с Западной Европой безо всякой ломки и насильственных мер. Петр же насиловал русскую природу и резко ломал старый быт. Карамзин думал, что можно было бы обойтись и без этого. Своими взглядами Карамзин стал в некоторую связь с критическими воззрениями на Петра упомянутых нами людей XVIII в. Так же, как они, он не показал исторической необходимости петровских реформ, но он уже намекал, что необходимость реформы чувствовалась и ранее Петра. В XVII в., говорил он, сознавали, что нужно заимствовать с Запада; «явился Петр» — и заимствование стало главным средством реформы. Но почему именно «явился Петр», Карамзин еще не мог сказать.
В эпоху Карамзина началось уже вполне научное исследование нашей старины (Карамзину помогали целые кружки ученых людей, умевших не только собирать, но и исследовать исторический материал). Вместе с тем в первой половине XIX в. в русском обществе пробуждалась сознательная общественная жизнь, распространялось философское образование, рождался интерес к нашему прошлому, желание знать общий ход нашего исторического развития. Не будучи историком, Пушкин мечтал поработать над историей Петра. Не будучи историком, Чаадаев принялся размышлять над русской историей и пришел к печальному выводу, что у нас нет ни истории, ни культуры.
Обращаясь к прошлому, русские образованные люди не имели специальных исторических знаний и вносили в толкование прошлого те точки зрения, какие почерпали в занятиях немецкой философией. Германская метафизика XIX в. очень влияла на русскую образованную молодежь, и особенно метафизическая система Гегеля. Под влиянием его философии в 30-х и 40-х гг. в России образовались философские кружки, выработавшие цельное мировоззрение и имевшие большое влияние на умственную жизнь русского общества середины XIX в. В этих кружках принципы германской философии применялись к явлениям русской жизни и вырабатывалось, таким образом, историческое миросозерцание. Самостоятельная мысль этих «людей 40-х гг.», отправляясь от данных германской философии, приходила к своим особым выводам, у разных лиц не одинаковым. Все последователи Гегеля между прочими философскими положениями выносили из его учения две мысли, которые в простом изложении выразятся так: первая мысль—все народы делятся на исторические и неисторические, первые участвуют в общем мировом прогрессе, вторые стоят вне его и осуждены на вечное духовное рабство; другая мысль — высшим выразителем мирового прогресса, его верхней (последней) ступенью, является германская нация с ее протестантской церковью. Германско-протестантская цивилизация есть, таким образом, последнее слово мирового прогресса. Одни из русских последователей Гегеля вполне разделяли эти воззрения; для них поэтому Древняя Русь, не знавшая западной германской цивилизации и не имевшая своей, была страной неисторической, лишенной прогресса, осужденной на вечный застой. Эту «азиатскую страну» (так называл ее Белинский) Петр Великий своей реформой приобщил к гуманной цивилизации, создал ей возможность прогресса. До Петра у нас не было истории, не было разумной жизни. Петр дал нам эту жизнь, и потому его значение бесконечно важно и высоко. Он не мог иметь никакой связи с предыдущей русской жизнью, ибо действовал совсем противоположно ее основным началам Люди, думавшие так, получили название «западников». Они, как легко заметить, сошлись с теми современниками Петра, которые считали его земным богом, произведшим Россию из небытия в бытие.
Но не все люди 40-х гг. думали так. Некоторые, принимая теорию мирового прогресса Гегеля, по чувству патриотизма возмущались его мнением, что германская цивилизация есть последняя ступень прогресса и что славянское племя есть неисторическое племя. Они не видели причины, почему прогресс должен остановиться на германцах; из истории они выносили убеждение, что славянство было далеко от застоя, имело свое историческое развитие, свою культуру. Эта культура была самостоятельна и отличалась от германской в трех отношениях: 1) На Западе, у германцев, христианство явилось в форме католичества и затем протестантства; на Востоке, у славян, — в форме православия. 2) Древнеклассическую культуру германцы восприняли из Рима в форме латинской, славяне—из Византии в форме греческой. Между той и другой культурой есть существенные различия. 3) Наконец, государственный быт в древнегерманских государствах сложился путем завоевания, у славян, и у русских в частности, — путем мирным; поэтому в основании общественных отношений на Западе лежит вековая вражда, а у нас ее нет. Самостоятельное развитие этих трех начал составляло содержание древнерусской жизни. Так думали некоторые более самостоятельные последователи германской философии, получившие название «славянофилов». Наибольшего развития самостоятельная русская жизнь достигла в эпоху Московского государства. Петр нарушил это развитие. Он своей насильственной реформой внес к нам чуждые, даже противоположные начала западной германской цивилизации. Он повернул правильное течение народной жизни на ложную дорогу заимствований. Он не понимал заветов прошлого, не понимал нашего «национального духа». Чтобы остаться верным этому национальному духу, мы должны отречься от чуждых западноевропейских начал и возвратиться к самобытной старине. Тогда, сознательно развивая национальные наши начала, мы своей цивилизацией можем сменить германскую и станет в общем мировом развитии выше германцев.
Таковы воззрения славянофилов. Петр, по их мнению, изменил прошлому, действовал против него. Славянофилы ставили высоко личность Петра, признавали пользу некоторых его дел, но считали его реформу не национальной и вредной в самом ее существе. У них, как и у западников, Петр был лишен всякой внутренней связи с предшествовавшей ему исторической жизнью.
Вы, конечно, уже заметили, что ни одно из рассмотренных нами воззрений на Петра не было в состоянии указать и объяснить внутреннюю связь его преобразований с предыдущей историей. Даже Карамзин не шел далее смутного намека. Эту связь Петра с прошлым уловил чутьем в 40-х гг. Погодин, но не ранее как в 1863 г. он мог высказать об этом свои мысли. Причиной этому был отчасти недостаток исторического материала, отчасти отсутствие у Погодина цельного исторического миросозерцания.
Такое миросозерцание было внесено в наши университеты в конце 40-х гг., когда Погодин уже кончил свою профессорскую деятельность. Носителями новых исторических идей были молодые ученые, воззрения которых на нашу историю в то время назывались «теорией родового быта». Впоследствии же эти ученые стали известны под собирательным именем «историко-юридической школы». Они первые установили мысль о том, что реформы Петра явились необходимым следствием всего исторического развития русской жизни. Мы уже знаем, что воспитались эти ученые под влиянием германской философии и исторической науки. В начале нашего века историческая наука в Германии сделала большие успехи. Деятели так называемой германской исторической школы внесли в изучение истории чрезвычайно плодотворные руководящие идеи и новые, точные методы исследования исторического материала. Главной мыслью германских историков была мысль о том, что развитие человеческих обществ не есть результат случайностей и единоличной воли отдельных лиц, напротив, что это развитие совершается, как развитие организма, по строгим законам, ниспровергнуть которые не может сила человека. Первый шаг к такому воззрению сделал еще в конце XVIII в. Фр. Авг. Вольф в своем труде. За ним последовали историки — Нибур и Готфрид Миллер, занимавшиеся историей Рима и Греции, историки-юристы Эйхгорн (историк древнегерманского права) и Савиньи (историк римского права). Их направление создало в Германии в половине XIX в. блестящее положение исторической науки, под влиянием которой сложились и наши ученые. Они усвоили себе все выводы и воззрения немецкой исторической школы. Некоторые из них увлекались и философией Гегеля. Хотя в Германии точная и строго фактическая историческая школа не всегда жила в ладу с метафизическими умствованиями Гегеля и его последователей, тем не менее историки и Гегель сходились в основном воззрении на историю как на закономерное развитие человеческих обществ. И историки, и Гегель отрицали случайность, и их воззрения поэтому могли ужиться в одной личности.
Эти воззрения и были приложены к русской истории нашими учеными. Первыми сделали это в своих лекциях и печатных трудах профессора Московского университета С. М. Соловьев и К. Д. Кавелин.
Они думали показать в русской иеторичесюэй жизни органическое развитие тех начал, которые были даны первоначальным бытом нашею племени. Они полагали, что главным содержанием нашей исторической жизни была естественная смена одних форм жизни другими. Подметив порядок этой смены, они надеялись найти законы нашего исторического развития. По их мнению, государственный порядок окончательно установлен у нас деятельностью Петра Великого. Петр Великий своими реформами отвечал на требования национальной жизни, которая к его времени развилась уже до государственных форм бытия. Стало быть, деятельность Петра вытекла из исторической необходимости и была вполне национальна.
Так, в первый раз была установлена органическая связь преобразований Петра с общим ходом русской истории. Нетрудно заметить, что эта связь — чисто логическая, лишенная пока фактического содержания. Непосредственного исторического преемства между Русью XVII в. и эпохой Петра в первых трудах Соловьева и Кавелина указано не было. Это преемство вообще долго не давалось нашему ученому сознанию.
Стараясь сыскать это непосредственное преемство, как сами Соловьев и Кавелин, так и их последователи историки-юристы, обращаясь к изучению допетровской эпохи, склонны были думать, что Россия в XVII в. дожила до государственного кризиса. «Древняя русская жизнь,—говорит Кавелин,—исчерпала себя вполне. Она развила все начала, которые в ней скрывались, все типы, в которых непосредственно воплощались эти начала. Она сделала все, что могла, и, окончив свое призвание, прекратилась». Петр вывел Россию из этого кризиса на новый путь. По мнению Соловьева, в XVII в. наше государство дошло до полной несостоятельности, нравственной, экономической и административной, и могло выйти на правильную дорогу только путем резкой реформы. Эта реформа пришла с Петром. Так судили о XVII в. и многие другие исследователи. В обществе распространился взгляд на Московскую Русь как на страну застоя, не имевшую сил для прогрессивного развития. Эта страна дожила до полного разложения, надо было крайнее усилие для ее спасения, и оно было сделано Петром. Таким образом, преобразования Петра представлялись естественной исторической необходимостью, они были тесно связаны с предыдущей эпохой, однако только с темными, отрицательными ее сторонами, только с кризисом старого строя.
Но такое понимание исторического преемства между старой Русью и реформой в последние десятилетия заменилось другим. Новую точку зрения внес в науку тот же Соловьев. Необходимо заметить, что его взгляды на реформу Петра с самого начала его научной деятельности отличались некоторой двойственностью. В одной из ранних своих статей («Взгляд на историю установления государственного порядка в России», 1851 г.), говоря о критическом положении Московского государства в XVII в., Соловьев не ограничивается только указанием на явление этого кризиса, но замечает, что государи XVII в. для удовлетворения новых нужд государства начали ряд преобразований, «В течение XVII в., — говорит он, —явно обозначились новые потребности государства, и призваны были те же средства для их удовлетворения, которые были употреблены в XVIII в. в так называемую эпоху преобразований». Таким образом, Петр не только получил от старого порядка одно сознание необходимости реформ, но имел предшественников в этом деле, действовал ранее намеченными путями. Словом, он решал старую, не им поставленную задачу, и решал ранее известным способом. Позднее Соловьев блистательно развил такой взгляд в своих «Чтениях о Петре Великом» в 1872 г. Здесь он прямо называет Петра «сыном своего народа», выразителем народных стремлений. Бросая общий взгляд на весь ход нашей истории, он следит за тем, как естественно развивалось у наших предков сознание бессилия, как постепенно делались попытки исправить своё положение, как постоянно стремились лучшие люди к общению с Западом, как крепло в русском обществе сознание необходимости перемен. «Народ собрался в дорогу,—заканчивает он,—и ждал вождя»; этот вождь явился в лице Петра Великого.
Высказанный после долгого и пристального изучения фактов, этот взгляд Соловьева поражает и глубокой внутренней правдой, и мастерством изложения. Не один Соловьев в 60-х и 70-х гг. думал так об историческом значении реформы (вспомним Погодина), но одному Соловьеву удалось так убедительно и сильно формулировать свой взгляд. Петр — подражатель старого движения, знакомого Древней Руси. В его реформе и направление, и средства не новы — они даны предшествовавшей эпохой. Нова в его реформе только страшная энергия Петра, быстрота и резкость преобразовательного движения, беззаветная преданность идее, бескорыстное служение делу до самозабвения. Ново только то, что внес в реформу личный гений, личный характер Петра. Такая точка зрения дала теперь полное историческое содержание мысли об органической связи реформы Петра с общим ходом русской жизни. Эта мысль, как я указал, явилась у нас чисто логическим путем, как априорный вывод из общего исторического созерцания некоторых ученых. В трудах Соловьева этот исторический вывод получил твердое основание; реформа Петра, так сказать, конкретно связалась с предыдущими эпохами.
Развивая общее наше историческое сознание, идея Соловьева дала направление и многим частным историческим исследованиям. Исторические монографии о XVII в. и времени Петра констатируют теперь связь преобразований с предыдущими эпохами и в отдельных сферах древнерусской жизни. В результате таких монографий является всегда одинаковый вывод, что Петр непосредственно продолжал начинания XVII в. и оставался всегда верен основным началам нашего государственного быта, как он сложился в XVII в. Понимание этого века стало иным. Недалеко то время, когда эпоха первых царей Романовых представлялась временем общего кризиса и разложения, последними минутами тупого застоя. Теперь представления изменились: XVII век представляется веком сильного общественного брожения, когда сознавали потребность перемен, пробовали вводить перемены, спорили о них, искали нового пути, угадывали, что этот путь в сближении с Западом, и уже тянулись к Западу. Теперь ясно, что XVII век подготовил почву для реформы и самого Петра воспитал в идее реформы. Увлекаясь этой точкой зрения, некоторые исследователи склонны даже преуменьшать значение самого Петра в преобразованиях его эпохи и представлять эти преобразования как «стихийный» процесс, в котором сам Петр играл пассивную роль бессознательного фактора. У П. Н. Милюкова в его трудах о петровской реформе находим ту мысль, что реформа часто «из вторых рук попадала в сознание преобразователя», бессильного удержать ход дела в своем распоряжении и даже понять направление событий. Нечего и говорить, что такого рода взгляд есть крайность, неразделяемая последующими исследователями преобразований.
Итак, научное понимание Петра Великого основывается на мысли, полнее и справедливее всего высказанной Соловьевым. Наша наука успела связать Петра с прошлым и объяснить необходимость его реформ. Факты его деятельности собраны и обследованы в нескольких ученых трудах. Исторические результаты деятельности Петра, политической и преобразовательной, тоже не один раз указаны. Теперь мы можем изучить Петра вполне научно.
Но если наша историческая наука пришла к воззрению на Петра, более или менее определенному и обоснованному, то в нашем обществе еще не выработалось однообразного и прочного отношения к его преобразованиям. В текущей литературе и в обществе до сих пор крайне разнообразно судят о Петре. Продолжаются время от времени немного запоздалые споры о степени национальности и необходимости Петровых реформ; подымается довольно праздный вопрос о том, полезна или вредна была реформа Петра в ее целом. Все эти мнения, в сущности, являются видоизмененными отголосками исторически слагавшихся воззрений на Петра, которые я старался изложить в хронологической последовательности.
Если мы еще раз мысленно переберем все старые и новые взгляды на Петра, то легко заметить, как разнообразны они не только по содержанию, но и по тем основаниям, из которых вытекали. Современники и ближайшее потомство Петра, лично задетые реформой, судили о нем неспокойно: в основании их отзывов лежало чувство или крайней любви, или ненависти. Чувство столько же руководило и теми людьми XVIII в., которые, как Щербатов, грустно смотрели на развращение современных нравов и считали его плохим результатом резкой реформы. Все это — оценки скорее всего публицистического характера. Но в основе карамзинского взгляда лежало уже отвлеченное моральное чувство: ставя Ивана Ш выше Петра, он насильственные приемы Петра при проведении преобразований осуждал с высоты моральной философии. В воззрениях западников и славянофилов наблюдаем опять новое основание—отвлеченное мышление, метафизический синтез. Для них Петр менее — историческое лицо и более — отвлеченное понятие. Петр — как бы логическая посылка, от которой можно идти к тем или другим философским заключениям о русской истории. От влияния метафизики не свободны и первые шаги исследователей историко-юридической школы; но фактическое изучение нашей истории, которое производилось ими очень добросовестно, дало нашим ученым возможность избавиться от предвзятых доктрин. Руководимые фактами, стремясь к строго научному выводу, они создали научное отношение к эпохе Петра Великого. Это научное отношение будет, конечно, далее развиваться в нашей науке. Но уже теперь плодом его является возможность основательно и свободно судить о Петре. Его личность не оторвана от родной его почвы, он для нас уже не Бог и не антихрист, он—определенное лицо, с громадными силами, с высокими достоинствами, с человеческими слабостями и недостатками. Мы теперь вполне понимаем, что его личность и пороки—продукт его времени, а его деятельность и исторические заслуги—дело вечности.
Цит. по: Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. М.,2000. С. 453-461.
Бушуев С.В.: Насильственные, жестокие методы проведения действительно необходимых стране реформ были очевидны не только их исследователям, но и их авторам. И то, что они не нашли средства, «опричь указа, казни и застенка», стало величайшей трагедией для народа. Но дело не сводится к одним ошибкам в методах. Наряду с общеизвестными достижениями преобразования привели и к некоторым явно отрицательным последствиям, о которых до недавнего времени не принято было говорить. Послушаем современного исследователя Е. В. Анисимова, к блестящей работе которого «Время петровских реформ» мы отсылаем всех желающих глубоко разобраться в русской истории первой четверти XVIII в.:
«Время петровских реформ — это время основания тоталитарного государства, яркой проповеди и внедрения в массовое сознание культа сильной личности — вождя, „отца нации", „учителя народа". Это и время запуска „вечного двигателя" отечественной бюрократической машины, работающей по своим внутренним и чуждым обществу законам и до сих пор. Это и всеобъемлющая система контроля, паспортного режима, фискальства и доносительства, без которых не могла существовать и наша „административно-командная система". Время Петра — это и столь характерные для нашего общества страх, индифферентность, социальное иждивенчество, внешняя и внутренняя несвобода личности. Наконец, победы на поле брани соседствовали с подлинным культом военной силы, милитаризмом, военизацией гражданской жизни, сознания...»
Есть еще один аспект, в котором отрицательные стороны петровских рефор1М проявились также весьма ярко. Это порабощение при Петре I Церкви самодержавным государством, лишение ее патриарха, которого заменил покорный императору Синод — духовная коллегия, формально возглавляемая Президентом из духовенства, а фактически — обер-прокурором, светским чиновником, назначаемым лично царем. Это грубо-откровенное подчинение духовной власти мирской очень быстро привело наряду с Расколом Церкви к превращению народной веры в православный официоз, с обязательным ежегодным посещением исповеди (а не придешь - вызовут повесткой!), с уголовным преследованием за иноверие, с приравниванием царских дней (дни рождения членов царской фамилии, их именины и пр.) к обязательным церковным праздникам.
В результате были во многом потеряны духовные ориентиры нации. Появился столь характерный впоследствии тип «ищущего» интеллигента, который потерял веру отцов, якобы фальшивую и плоскую, и утоляет духовную жажду из мутных потоков иноземных влияний от «атеизма» до масонства и оккультных наук. От Петра идет отсчет той «традиции», которая сделала возможным превращение Святой Руси в родину теософии, а «Третьего Рима», Боголюбивой и Богоспасаемой златоглавой Москвы-матушки в место рождения III Интернационала.
Наконец, настоящая пропасть между народом и правящими классами разверзлась также при Петре. Конечно, и во времена «тишайшего», Алексея Михайловича, между боярином и посадским человеком, крестьянином и помещиком была огромная дистанция. Но они носили одежду примерно одного и того же покроя, отличавшуюся только богатством отделки, соблюдали одни и те же обычаи, молились в одних и тех же церквах, одним и тем же святым, говорили на одном языке. А теперь представим себе, как в конце XVIII в. в деревню приезжает барин в парике, при шпаге, говорит с молодой женой по-французски и усаживается читать Вольтера в тенистой беседке в устроенном «на аглицкий манер» саду. Да он словно человек другого племени. Одно слово — барин приехал!
Но не будем все-таки слишком увлекаться и впадать в обличительный пафос. Царя-реформатора легко ругать, не труднее захвалить и идеализировать. Сложнее понять его сложную, противоречивую фигуру и его неоднозначные реформы во всем их истинном историческом масштабе. Ведь если бы не Петр, не было бы и Пушкина. Не было бы ни «золотого», ни «серебряного» века русской поэзии. Русской интеллигенции. Российской промышленности. И шире — вообще России, которую мы знаем из трудов замечательных русских историков и классиков русской литературы. И закончим … словами Д. С. Мережковского, писателя и мыслителя лучше многих других, как это явствует из его романа «Петр и Алексей», видевшего «тени» петровских реформ и тем не менее неизменно восстававшего против уничижительных оценок великого преобразователя.
«Я уже раз говорил и вновь повторяю и настаиваю: первый русский интеллигент — Петр. Он отпечатал, отчеканил, как на бронзе монеты, лицо свое на крови и плоти русской интеллигенции. Единственные законные наследники, дети Петра — все мы, русские интеллигенты. Он — в нас, мы — в нем. Кто любит Петра, тот и нас любит; кто его ненавидит, тот ненавидит и нас.
Что такое Петр? Чудо или чудище. Я опять-таки решать не берусь. Он слишком родной мне, слишком часть меня самого, чтобы я мог судить о нем беспристрастно».
Цит. по: Бушуев С.В. История государства Российского. Историко-библиографические очерки XVII – XVIII вв., М. 1994.С.285-287.
Анисимов Е.В.: Без учета всех обстоятельств трудно дать адекватную оценку самой личности царя-реформатора, его преобразованиям. Совершенно очевидно, что в России в годы царствования Петра произошел резкий экономический скачок. Промышленное строительство Петровской эпохи проходило невиданными темпами: за первую четверть XVIII в. возникло не менее 200 мануфактур вместо тех 15 — 20, которые существовали в конце XVII в. Характернейшая особенность экономического бума начала XVIII в. состояла в определяющей роли самодержавного государства в экономике, его активном и глубоком проникновении во все сферы хозяйственной жизни. Такая роль была обусловлена многими факторами. Господствовавшие в Европе экономические концепции меркантилизма исходили из того, что основой богатства государства, необходимым условием его существования является накопление денег за счет активного баланса торговли, вывоза товаров на чужие рынки и препятствования ввозу иностранных товаров на свой рынок. Уже одно это само по себе предполагало вмешательство государства в сферу экономики. Поощрение одних — «полезных», «нужных» — видов производства, промыслов и товаров влекло за собой ограничение или даже запрещение других — «неполезных» с точки зрения государства.
Петр, мечтавший о могуществе своей державы, не был равнодушен к концепциям меркантилизма. Идея о руководящей роли государства в жизни общества вообще и в экономике в частности (с применением методов принуждения в экономической политике) совпадала с общим направлением идеи «насильственного прогресса» (вспомним один из лозунгов 1917 г.: «Железной рукой загоним человечество к счастью!»), которому следовал Петр.
Но важнее другое — в российских условиях не только и не столько концепции меркантилизма обусловили выбор направления экономической политики, характерной для начала XVIII в. Сильнейшим стимулятором государственного промышленного строительства и в целом вмешательства государства в экономическую сферу стало неудачное начало Северной войны 1700— 1721 гг. Строительство многочисленных мануфактур, преимущественно оборонного значения, осуществлялось не из абстрактных представлений о развитии экономики или расчетов получить доходы, а было непосредственно и жестко детерминировано необходимостью обеспечить армию и флот оружием, амуницией, боеприпасами, обмундированием. Экстремальная ситуация после поражения под Нарвой в 1700 г. заставила осознать необходимость увеличения и перевооружения армии, определила характер, темпы и специфику промышленного бума, в конечном счете всю экономическую политику петровского самодержавия. В созданной за короткое время государственной промышленности отрабатывались принципы и приемы управления экономикой, характерные для последующих лет и незнакомые России предшествующей поры.
Цит по: Анисимов Е.В. Петр I: рождение империи// История отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории России IX – начала XX вв. М., 1991. С.188-189.
Споры о личности Петра 1 и значении его правления для России.
О смысле и значении преобразований Петра Великого размышляют, спорят мыслители, общественные деятели, историки многих поколений. В этом споре очень трудно остаться беспристрастным — ведь деяния Петра на века определили развитие русской истории, и, оценивая их, каждый исходит из своего представления о историческом пути России, ее прошлом и настоящем. При этом непременно встают такие исключительно сложные и важные проблемы, как своеобразие русской истории обусловленность и подготовленность реформ предыдущим развитием страны, соотношение реформаторских и революционных методов в осуществлении преобразований, видятся параллели и аналогии с историей стран Европы и Азии. Неизбежно возникают вопросы о нравственности в политике, о жестокости и насилии проведении пусть даже необходимых и прогрессивных мероприятий. И если преобразований — благо страны и народа, то какова допустимая цена реформ за счет кого они должны проводиться? Во все времена существовали крайне тенденциозные, односторонние — негативные или восторженные — оценки деятельности Петра I, предвзятость которых объясняется зачастую лишь политическими симпатиями того или иного автора. Подобные субъективные высказывания не представлены в хрестоматии. Здесь приводятся суждения об итогах преобразований Петра I наиболее крупных историков, взгляды которых были характерны для определенного времени и определенного направления общественной мысли и непременно основаны на глубоком знании истории.
В XVIII в., как уже отмечалось, преобладало в целом положительное отношение к деяниям Петра и к нему самому. Даже князь M. M. Щербатов, который обличал падение нравов в екатерининскую эпоху и связывал это с петровскими преобразованиями, все же считал, что благодаря Петру I Россия сделала огромный шаг вперед как в развитии культуры, так и в других областях. Говорят, историку запрещено сослагательное наклонение. Однако M. M. Щербатов употребляет его и пытается рассчитать, в каком году Россия смогла бы достичь уровня первой четверти XVIII в., если бы не было Петра I. В рассуждениях Щербатова проявляется свойственное мыслителям эпохи Просвещения преувеличение роли личности в истории.
О величии Петра как личности пишет H. M. Карамзин. Свой главный труд — «Историю государства Российского» — он успел довести только до начала XVII в. Взгляд на русскую историю последующих веков он изложил в «Записке о древней и новой России», представленной императору Александру I в 1810 г. Карамзин не разделял либеральных начинаний Александра I, так как считал, что они ведут к ослаблению самодержавия, которое, по его мнению, было основой процветания России. Пытаясь предостеречь императора от ненужных и вредных реформ, историк обращается к недавнему прошлому. Говоря о Петре I, отмечая его выдающиеся заслуги, H. M. Карамзин и строго его судит. Сторонник самодержавия, он выступает против насилия и произвола. Кроме того, Карамзин считает, что Россия могла достичь величия и «без усвоения обычаев европейских». Следовательно, Петр I не должен был чрезмерно увлекаться чуждыми России нравами и обычаями, разрушать гармонию русского общества, существовавшую до XVIII в., посягать на национальное достоинство своего народа. Это внесло ненужный раскол в общество, ослабило православную веру как основу народного духа и оплот государственности. Идеи Карамзина позднее развивали славянофилы, придав им своеобразную либеральную окраску; они же были взяты на вооружение официальной идеологией XIX в.
Михаил Петрович Погодин (1800—1875) —популярный историк и публицист XIX в., сын крепостного. Его специальные работы посвящены большей частью истории Древней Руси, что, однако, не мешало ему активно участвовать в общественно-политической жизни своего времени — он выступал со статьями на темы новой истории России, писал и о Петре I. Как и Н. М. Карамзин, М. П. Погодин — сторонник неограниченного самодержавия. Его взгляды во многом совпадали со взглядами славянофилов. Но, как видно из приводимого здесь фрагмента, отношение его к Петру I было несколько иным. Подобная статья вряд ли могла быть написана кем-либо из славянофилов. М. П. Погодин не так строг к Петру, как H. M. Карамзин, показывая противоречия той эпохи, когда чередовались экзерциции и праздники, разворачивались и трагедия, и комедия. Последователен Погодин и в оценке величия Петра. Многое, что свершилось в XVIII в., что составляло повседневную жизнь последующих поколений, произошло по воле Петра, этом смысле очень интересны наблюдения М. П. Погодина о том, как прошлое отражается в настоящем. Автор перечисляет целый ряд явлений, элементов быта, институтов России XIX в.," возникших благодаря Петру I. Хотя при этом и несколько перегибает палку — кое-что из упомянутого им было известно на Руси и в допетровскую эпоху.
В середине XIX в. в общественной жизни России разгорается полемика об историческом пути развития России, его особенностях и перспективах, при этом большое внимание уделяется значению преобразований Петра I. Широко известны ожесточенные споры об этом между западниками и славянофилами. Здесь приводятся фрагменты из сочинений одного из ведущих деятелей славянофильского направления — Ивана Сергеевича Аксакова (1823—1886). Он происходил из старинного дворянского рода, восходившего к московскому боярину XIV в. тысяцкому Протасию, который, по преданию, был потомком варяга Шимона, известного по рассказам «Киево-Печерского Патерика» Отец И. С. Аксакова — известный русский писатель Сергей Тимофеевич Аксаков (1791 - 1859), его старший брат Константин Сергеевич Аксаков (1817—1860) также принадлежали к числу наиболее видных славянофилов. В 1861—1865гг. И. С. Аксаков был редактором еженедельной газеты «День», ведущего в то время органа славянофильского направления. В передовых статьях, написанных для этой газеты, И. С. Аксаков развивал славянофильские идеи о самобытности исторического пути России, отстаивал необходимость сохранения и развития только ей присущих «жизненных начал» (общинный строй, гармония всех классов и сословий, власти и общества). Оценка преобразований Петра предопределялась позицией И. С. Аксакова в общественно-политической борьбе середины XIX в., задачами публицистической полемики, в меньшей степени она была связана С серьезным научным исследованием. Говоря о значении Москвы и Петербурга в истории России, И. С. Аксаков подчеркивает, что Петр I нарушил естественный ход русской истории, ее гармонию, в жизни страны возник «внутренний разрыв», символом которого стал чуждый ей Санкт-Петербург. Как и другие славянофилы, И. С. Аксаков полагал, что это привело к развитию крепостничества, усилению бюрократии, отрыву дворянства от народа не только в социальном, но и в культурном отношении. Славянофилы подвергали критике самодержавие, выступали за отмену крепостного права. Не случайно в приводимом отрывке автор говорит не только о пагубности петровских реформ, но и о насилии, жестокости, лжи, которыми сопровождалось их проведение, видя и в современном ему Петербурге воплощение «бездушного деспотизма». И. С. Аксаков выражает уверенность, что настанет время, когда в Москве вновь будет «правительственное средоточие», к тому же свободное от «начал», воплощаемых Санкт-Петербургом.
Этим идеям И. С. Аксаков оставался верен до конца жизни. Об этом свидетельствует его речь на Пушкинском празднике. Под этим названием вошли в историю торжества в Москве 6—8 июня 1880 г. по поводу открытия памятника А. С. Пушкину на Тверском бульваре. Замечательный памятник работы скульптора А. М. Опекушина и доныне стоит в Москве на площади, носящей имя великого поэта. На открытие памятника прибыли почти все известные в России литераторы, публицисты, общественные деятели. Многие из них выступили с речами, в которых они не только говорили о Пушкине, но и развивали свои идеи об историческом прошлом России, ее настоящем и будущем, ее культуре, особенностях русского национального характера. Огромное впечатление на собравшихся произвела речь Ф.М. Достоевского, с которой он выступил 8 июня. И. С. Аксаков в начале своей речи говорил о «страшном насиловании», которому подверглась русская земля при Петре I, раболепстве пер «европеизмом», нарушении духовной цельности. По его мнению, «белый день» в истории русской художественной культуры настал только с появлением Пушкина, в творчестве которого «русская стихия» наконец-то «прорвалась наружу».
С.М. Соловьев принадлежал к западническому направлению общественной MI ли. Деяния Петра I, направленные на сближение с Европой, он рассматривал как положительные и прогрессивные. Но, в отличие от историков XVIII в. — Карамзина, М. П. Погодина, он не считал их исключительно заслугой выдают личности. Напротив, понимая историю как объективный, закономерный он рассматривает преобразования Петра I в общем контексте исторического развития России как естественный и необходимый поворот страны на путь цивилизации. Он показывает, что уже в XVII в. сложились предпосылки реформ, что уже тогда общество приготовляется идти по пути преобразований». Следовательно, между XVII и XVIII вв. нет глубокого разрыва, а реформы Петра органично вырастают из всей предшествующей истории России. Петр велик потому, что сумел встать во главе этого движения и повести за собой страну. Эти идеи всесторонне обоснованы С. М. Соловьевым в томе XIII «Истории России с древнейших времен», «Публичных чтениях о Петре Великом». Здесь автор отчасти полемизирует со славянофилами и другими критиками Петра I. Да, столкновение с иностранцами-учителями было опасно, но России тогда удалось сохранить «властелинское» к ним отношение; да, имели место «болезненное напряжение» и даже революция, но удалось избежать «печальных явлений» французской революции. При этом С. М. Соловьев почти не говорит о национальной самобытности и сосредоточивается на приобщении к цивилизации как общем пути для всех народов.
Несколько по-иному рассматривались эти вопросы в конце XIX — начале XX в. (Тогда же историки стали оценивать деятельность Петра с иных позиций, например они задумывались о том, какой ценой дались России реформы Петра.) Большой вклад в их разработку внесли представители школы В. О. Ключевского. Сам В. О. Ключевский, не отрицая необходимости преобразований, их связи с предыдущей эпохой, полагал, что их непосредственной причиной были война со Швецией и связанные с ней финансовые трудности. Именно они обусловили необходимость и заимствования технических новшеств у Запада и ряд административных преобразований, проводившихся без определенной программы, под влиянием текущих потребностей. Возникает вопрос о глубине преобразований Петра: действительно ли они означали коренной переворот во всех сферах жизни? Или это только показалось современникам и ближайшим потомкам Петра Великого, на которых огромное впечатление произвели неуемный темперамент царя, методы и темпы внедрения его нововведений, его борьба против мелочей быта и костюма, казавшихся ему признаками мятежа и знаком принадлежности к лагерю политических противников? В. О. Ключевский отмечает и противоречия петровской эпохи, понимая деятельность Петра как стремление «вызвать самодеятельность в порабощенном обществе», внедрить через «рабовладельческое дворянство» европейскую науку в России, соединить деспотизм и свободу. Но возможно ли это? И самое главное — насколько оправданы самовластие, деспотизм при проведении пусть даже необходимых преобразований? В. О. Ключевскому противно самовластие как политический принцип. Но, кажется, он готов примириться с самовластием Петра, воздав должное его самопожертвованию, патриотизму, стремлению действовать во имя общего блага.
Вопрос о цене реформ прямо поставил П.Н. Милюков. Он детально исследовал состояние финансов и бюджет при Петре 1 и пришел к выводу, что эта цена была чрезмерной, что политические задачи, вставшие перед государством, опережали уровень его экономического развития, в результате страна была разорена. П. Н. Милюков, как и его учитель В. О. Ключевский, подчеркивает, что Петр I зачастую за Деталями не видел общего плана. О сущности и глубине петровских преобразований П. Н. Милюков размышляет в «Очерках по истории русской культуры». Критики Петра I — славянофилы порицали его за навязывание России чуждых традиций, искажавших ее национальную самобытность. П. Н. Милюков, напротив, полагает, их внедрение было формальным, поверхностным, а по сути Россия так и не могла усвоить важнейшие ценности, накопленные европейской цивилизацией. В чем же тогда источник противоречий послепетровской России — в усвоении ею чуждых принципов или, наоборот, в недостаточном усвоении достижений цивилизации? С точки зрения П. Н. Милюкова, сам Петр I в крайностях увлечения «европеизмом» остался «глубоко национальным человеком своего времени». Но он все же стремился привести все, что сделано Петром, к некоему общему знаменателю, найти то, что объединяет всю многообразную деятельность царя, и в результате лаконично и точно формулирует его политический идеал.
Конечно, подводя итоги преобразований Петра I, нельзя не считаться с тем, какое влияние на их осуществление оказал сам Петр. Но каким был Петр I как человек? Об этом существует обширная литература — и многие тома панегирических «анекдотов» И. И. Голикова, и критические очерки К. Валишевского. Представляется, что ближе всех к истине подошел С. Ф. Платонов, который в своих трудах высоко оценил реформы Петра. Суть петровских преобразований С. Ф. Платонов видел в реализации господствовавшей тогда идеи государственности, которую хорошо усвоил Петр. В приводимом здесь очерке историк кратко и сжато охарактеризовал царя-преобразователя. Отметим, что этот очерк вышел в свет в 1926 г., когда преобладала «очернительная» историография и в изобилии появились сочинения, в которых многие деятели дореволюционной России, особенно цари и полководцы, изображались крайне негативно и в морально-нравственном, и в интеллектуальном плане.
И наконец, в дополнение к суждениям о Петре I историков здесь представлены заметки о нем замечательного художника, историка искусства Александра Николаевича Бенуа (1870—1960), основателя знаменитого сообщества художников, объединившихся в начале XX в. вокруг журнала «Мир искусства». С 1927 г. А. Н. Бенуа жил в эмиграции, где и написал обширные воспоминания о своей жизни, на страницах которых он воспроизвел художественную атмосферу Петербурга конца XIX — начала XX в. При этом автор много говорит о вдохновившей его творчество неповторимой красоте северной столицы и ее окрестностей. По мнению А. Н. Бенуа, и сам Петербург с его первыми дворцами, и дворцы и парки пригородов появились благодаря не только воле Петра, но и его художественному вкусу, потому что этот, с точки зрения многих, «варвар» и «деспот», плохо воспитанный, не получивший правильного образования, всю жизнь предпочитавший технические и практические науки, обладал тонким чувством прекрасного.
Цит. по: Хрестоматия по истории России с древнейших времен до наших дней. А.С.Орлов, В.А,Георгиев, Н.Г.Георгиева, Т.А.Сивохина. М. 1999. С.262-266.
Государственные преобразования и церковь в царствование Петра I.
Изменения, вызванные петровскими реформами во всех областях жизни, коснулись и религии, в частности, места православной церкви в обществе.
Петр I понимал то значение, которое имеет религиозность народа для устойчивости государства. Он сам был верующим человеком, однако видел противостояние духовенства своим преобразованиям и боялся его. Он поставил перед собой задачу провести реформы, которые подорвали бы могущество церковной организации и подчинили ее государству, но в то же время Петр I хотел не только сохранить, но и усилить воздействие религиозной идеологии на массы.
Ускорением проведения церковной реформы послужили воспоминания Петра I о самоуправстве патриарха Никона, который во время царствования Алексея Михайловича пытался соперничать с царской властью, о Соловецком бунте 1668-1676 годов, выступлениях стрельцов в 1682 году, проходивших под религиозными лозунгами, а также конфликт с царевичем Алексеем, которого поддерживало духовенство.
Вмешательство государства в церковные дела началось с наведения порядка в управлении огромными богатствами, которыми обладала церковь и прежде всего - монастыри.
В 1701 году вышла серия правительственных указов, предназначенных для реформирования управления церковно-монастырскими владениями и устройства монастырского быта.
В соответствии с ними для управления имуществом церкви и монастырей создавался Монастырский приказ. В этот приказ должны были поступать все сборы с церковно-монастырских земель. Хозяйственные дела в монастырских владениях теперь должны были решаться под присмотром лиц, назначенных не духовными, а светскими властями. Брались под контроль и различные оброчные статьи, то есть право на доходы от принадлежащих монастырям мельниц, перевозов, рыбных ловель и т.д. Регламентировались расходы монастырей. Им запрещалось самостоятельно расходовать крупные средства, в частности производить строительные и ремонтные работы. Из монастырских хранилищ в пользу государства изымались ценности.
Ряд петровских мероприятий был направлен на резкое сокращение численности белого духовенства и монашества. Сужался круг лиц, которые могли стать монахами. Ограничивалось денежное содержание монахов.
Петр I пытался также найти способы рационального использования духовенства. С этой целью в 1704 году на содержание священнослужителей был переведен один из драгунских полков; монахини обязаны были заниматься прядением и рукоделием.
Однако ограничение власти церковной организации было лишь одной стороной мероприятий императора в отношении духовенства. Понимая важную идеологическую роль церкви, Петр I провел ряд нововведений по усовершенствованию церковного аппарата. В первую очередь были приняты меры по повышению образовательного уровня священнослужителей. Поощрялось обучение духовенства в специальных школах. Указами 1708 и 1710 годов предписывалось детей церковников отдавать в школы под страхом лишения права наследования места родителей. На священнослужителей возлагались обязанности чисто полицейского характера. Они должны были подмечать всякое проявление крамолы по отношению к правительству, церкви, помещику и срочно принимать соответствующие меры.
Реформы Петра I как в кругах дворянства, так и в кругах духовенства оценивались противоречиво. Церковь и ее служители преимущественно стояли на консервативных позициях; вместе с тем было немало духовных лиц, которые старались действовать в духе правительственной политики. Таким был, например, митрополит Феофан Прокопович. Это был тип реформатора, вооруженного подлинной выдержкой, знанием и тактом. Феофан Прокопович разработал теорию, согласно которой монарх обладает абсолютной властью, то есть он может решать вопросы не только светского, но и религиозного характера. Церкви он отводил чисто техническую роль. В 1721 году он пишет Духовный регламент. Этот указ провозглашал упразднение патриаршества и новый порядок управления церковью. Вместо единоличного руководства через патриарха учреждалось коллективное - при помощи Духовного коллегиума, который впоследствии стал называться Святейшим синодом. Во главе его ставились чаще всего бывшие офицеры. В состав Синода входили некоторые епископы, созывавшиеся на заседания по специальному разрешению царя. Хотя все вопросы на этих заседаниях решались большинством голосов, однако последнее слово всегда принадлежало обер-прокурору, который в особо ответственных случаях передавал участникам обсуждения царское повеление, в соответствии с которым вопрос окончательно решался.
На основании Регламента в 20-е годы был принят также ряд указов, развивающих решения 1701-1704 годов.
Цит. по: Богородская О.Е., Будник Г.А. История русской православной церкви. Иваново, 1998. С.35-37.
Начало правления Петра I и «великое посольство» за границу.
Но раньше, чем царь успел собраться в Голландию, т. е. в страны, знаменитые тогда развитием мореплавания.
Высшее московское общество было неприятно поражено этим новшеством; Петр не только сам сдружился с немцами, но желает, как видно, сдружить и других. Еще больше поражены были русские люди, когда узнали, в дорогу, произошел ряд тревожных событий. В 1697 г. простой монах Аврамий подал царю рукопись, наполненную упреками. Аврамий писал, что Петр ведет себя «печально и плачевно», уклонился в потехи, а государством правят дьяки-мздоимцы. На эти упреки Петр ответил строгим следствием и ссылкой Аврамия с его друзьями. Еще ранее Петр за что-то пытал дядю своей жены П. А. Лопухина; другие Лопухины были разосланы из Москвы. Очевидно, и они были недовольны за что-то Петром. Так, ко времени возмужалости Петра возрастало и недовольство им в разных слоях общества. В некоторых же кружках недовольство перешло в определенный умысел убить Петра. Следствие, произведенное перед самым отъездом его за границу, выяснило, что главными заговорщиками на жизнь государя были бояре Соковнин и Пушкин, и стрелецкий полковник Циклер. Мотивами покушения они выставляли жестокости и новшества Петра и желали возмутить стрельцов. Циклер оговорил в соучастии и Софью. По этому делу виновные подверглись казни. Поверив соучастию Софьи и видя в заговоре против себя семя, посеянное Ив. Мих. Милославским, Петр отомстил и Софье, и Милославскому (уже умершему в 1685 г.) тем, что велел с бесчестием вырыть гроб Милославского и подставить его под плаху так, чтобы при казни заговорщиков на него текла кровь казненных.
После этой свирепой мести, устранив из Москвы подозрительных лиц для государственной и своей безопасности, Петр отправился за границу.
Путешествие. Петр ехал инкогнито, в свите «великого посольства», под именем Петра Алексеевича Михайлова, урядника Преображенского полка. Отправление великого посольства к западным державам (Германии, Англии, Голландии, Дании, Бранденбургу, также к римскому папе и в Венецию) решено было еще в 1696 г. Цель посольства состояла «в подтверждении древней дружбы и любви» с европейскими монархами и «в ослаблении врагов Креста Господня», т. е. в достижении союза против турок. Во главе посольства стояли генералы Франц Лефорт и Федор Алексеевич Головин. При них состояло 50 человек свиты. Мы не знаем, как тогда Петр объяснял цели своего собственного путешествия. Современники судили о небывалой поездке русского царя в чужие земли самым различным образом. Одни говорили, что Петр едет в Рим молиться ап. Петру и Павлу; другие — что он просто хочет развлечься; некоторые думали, что Петра за границу увлек Лефорт. Сам Петр впоследствии, вспоминая свою поездку, писал, что поехал учиться морскому делу. Это объяснение, конечно, всего вернее, но оно слишком узко. Не одному морскому делу хотел учиться Петр, как мы увидим ниже.
Москву и государство Петр оставил на руки Боярской думы. Это не было при нем неизведанной новизной: царь и раньше подолгу не бывал в Москве, уезжая в Архангельск и под Азов. Официально считалось, что государь не уезжал; дела решались его именем, бояре не получали никаких особых полномочий. Некоторые исследователи замечают, что единственной экстренной мерой при отъезде Петра было удаление из Москвы подозрительных лиц (вроде Лопухиных).
Для достижения цели союза против турок посольство должно было отправиться прежде всего в Вену. Но так как русский резидент в Вене как раз в это время успел продолжить союз с императором на три года, то посольство, минуя Вену, отправилось в Северную Германию морем через Ригу и Либаву. В Риге, принадлежавшей шведам, Петр получил ряд неприятных впечатлений и от населения (которое дорого продавало продукты русским), и от шведской администрации. Губернатор Риги (Дальберг) не допустил русских к осмотру укреплений города, и Петр посмотрел на это как на оскорбление. В Курляндии зато прием был радушнее, а в Пруссии (тогда еще в Бранденбургском курфюршестве) курфюрст Фридрих встретил русское посольство чрезвычайно приветливо. В Кенигсберге для Петра и послов дан был ряд праздников. Между весельем Петр серьезно занимался изучением артиллерии и получил от прусских специалистов диплом, признавший его за «искуснаго огнестрельнаго художника». Русское посольство между тем вело с бранденбургским правительством оживленные переговоры о союзе; но русские желали союза против турок, а пруссаки — против шведов, и дело кончилось ничем. После некоторых экскурсий по Германии Петр отправился в Голландию ранее своих спутников. На дороге туда встретился он с двумя курфюрстинами (Ганноверской и Бранденбургской), которые оставили нам его характеристику. «У него прекрасныя черты лица и благородная осанка, — пишет одна из них; — он обладает большою живостью ума; ответы его быстры и верны. Но при всех достоинствах, которыми одарила его природа, желательно было бы, чтобы в нем было поменьше грубости. Это государь очень хороший и вместе очень дурной; в нравственном отношении он полный представитель своей страны. Если бы он получил лучшее воспитание, то из него вышел бы человек совершенный, потому что у него много достоинств и необыкновенный ум». Грубость Петра выражалась в отсутствии той светской выдержки, к какой привыкли германские принцессы. При начале беседы с принцессами Петр очень конфузился, закрывал лицо руками. «Видно также, что его не выучили есть опрятно», — заметила другая курфюрстина.
Цит. по: Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. – М., 2000. С. 496 –497.
Правление царевны Софьи и юность Петра I.
Второй Романов - Алексей Михайлович - был женат дважды. Первый раз на М.И. Милославской. У них было 13 детей. После смерти первой жены Алексей Михайлович женился во второй раз - на молодой Н.К. Нарышкиной. В 1672 г. Нарышкина родила сына Петра.
А через 4 года Алексей Михайлович умер. После его смерти некоторое время правил его сын от Милославской - Фёдор (1676 - 1682 гг.). После его смерти Милославские и Нарышкины начинают открытую борьбу за престол. В результате интриг в 1682 г. на престоле оказываются двое – Иван V (16 лет) от Милославской и Пётр I (10 лет) от Нарышкиной. До их совершеннолетия страной правила их сестра Софья (1682 - 1689 гг.).
Царевна Софья - феномен русской истории. До неё, за исключением далёкой княгини Ольги, женщин - правительниц в русской истории не было. Широко образованная, властная, честолюбивая, Софья уверенно вторглась в чисто мужскую сферу русской жизни - политику. И следует сказать, что правила Софья государством успешно. При ней в 1686 г. был заключён "вечный мир с Польшей"- Левобережная Украина с Киевом "навсегда" вошли в состав России. В 1687 г. было основано первое высшее учебное заведение в России - Славяно - греко - латинская академия. В 1689 г. был заключён Нерчинский договор с Китаем о разграничении границ между Россией и Китаем. Софья попыталась добиться выхода в Чёрное море - в 1687 и 1689 гг. под руководством её фаворита князя В.В. Голицына были совершены два крымских похода. Они были неудачны, но свидетельствовали о серьёзности намерений московской правительницы.
Софья и Иван V занимали царскую резиденцию - Кремль. Царица Наталья Кирилловна Нарышкина находилась в опале вместе с сыном Петром и проживала в селе Преображенском под Москвой. Дети царя от Милославской получили прекрасное образование. Они изучали латинский язык, древнегреческий, грамматику, риторику, стихосложение. Мать же Петра, по отзывам современников, была женщиной "ума лёгкого". Её мало заботило образование и воспитание сына. В учителя к Петру был определён думный дьяк Никита Зотов - большой любитель хмельного. Царевич научился читать и писать, получил отрывочные сведения по истории, географии, читал наизусть некоторые тексты богослужебных книг. В общем, образование Пётр получил скудное. Образованнейшим человеком Пётр стал благодаря неуёмной жажде знаний и упорному самообразованию в течение всей своей жизни. Зато Никита Зотов привил царевичу любовь к физическому труду. Пётр столярничал, плотничал, работал в кузне. В детские годы у Петра обнаружились две страсти: к военным играм и большой воде. Для воинских "забав" царевича вначале были приставлены 10 конюхов. Затем из царской дворни были составлены два батальона - один из села Семёновского, другой - из Преображенского. Позже они были преобразованы в "потешные" полки. Вскоре "потешное" войско станет реальной военной силой. Позднее Семёновский и Преображенский полки станут ядром петровской гвардии. Со временем любовь Петра к армии и большой воде - морю - воплотятся в серьёзные государственные дела.
Рядом с Преображенским находилась Немецкая слобода. Молодой Пётр стал здесь частым гостем. Посещение Немецкой слободы оказало большое влияние на мировоззрение и стиль поведения будущего великого преобразователя России.
Немцами" в те времена в России называли всех иностранцев. В Немецкой слободе проживали ремесленники, торговцы, военные, лекари, переводчики. Россия стала для них второй родиной. Юный государь нашёл в Немецкой слободе много друзей и стал здесь частым гостем. Голландский инженер Франц Тиммерман стал заниматься с ним арифметикой, алгеброй, геометрией, артиллерийской наукой, научил основам строительства крепостей и укреплений. Более всего Пётр привязался к Францу Лефорту. Лефорт был выходцем из Швейцарии и находился на русской службе в чине полковника. Он и стал наставником царя в его знакомстве со своеобразной культурой "московской" Европы. Но дело в том, что иностранные дворяне - носители утончённой западной культуры - в России оседали редко. В Россию в поисках счастья приезжали люди с тёмным прошлым, авантюристы. Показательно, что основным занятием жителей Немецкой слободы в свободное время было неумеренное пьянство. Москвичи сторонились Немецкой слободы. Пётр же был молод, неискушён, не получил твёрдого нравственного воспитания, и стиль жизни жителей Немецкой слободы он стал заимствовать, а затем переносить в свою компанию, позже - в среду российского дворянства.
После смерти Ивана V в 1696 г. Пётр стал править единолично (1696 - 1725 гг.). Он войдёт в русскую и мировую историю одним из величайших правителей Петром I, Петром Великим.
С самого начала самостоятельного правления Пётр I стал преобразовывать страну по западноевропейским образцам.Основные направления "европеизации" страны: борьба за выход к Балтийскому и Чёрному морям; проведение военной реформы; реформа государственного управления и развитие промышленности; социальная политика; европеизация правящих кругов.
Цит. по: История России .Электронный учебник. – ВИЮ, кафедра общественных наук.
Борьба Петра 1 за выход к Балтийскому и Черному морям.
Вначале Пётр поставил задачу - добиться выхода к тёплым морям. Для развития внешнеэкономических связей с Западной Европой России нужны были морские - самые дешёвые - пути передвижения. Но на Балтийском море владычицей была Швеция, на Чёрном - Османская империя. Тем не менее, вначале Пётр решает добиться выхода к тёплому Чёрному морю. Для этого нужно было взять турецкую крепость Азов у устья Дона, которая "запирала" выход к Азовскому и Чёрному морям.
В 1695 г. начинается первый азовский поход Петра I. С наспех снаряжёнными "потешными" полками Пётр отправился к Азову. Русские войска осадили крепость, но взять её не смогли, так как крепость получала подкрепление с моря, а у Петра кораблей не было. Первый азовский поход закончился поражением. Причины поражения были Петру ясны - отсутствие хорошо обученной армии и флота.
Пётр решил создать свой морской флот. В 1696 г. в районе г. Воронежа началось строительство флота. За очень короткий срок было построено 30 военных кораблей. Так, Пётр I положил начало великому делу - созданию в России военно-морского флота. 1696 г. считается датой основания русского флота. В этом же 1696 г. Пётр начинает второй азовский поход. Когда русские корабли появились у стен Азова, турки не поверили своим глазам - ещё совсем недавно у русских никакого флота не было. На этот раз Азов был взят. Для укрепления позиций России на юге Петру нужна была гавань для будущего флота. Недалеко от Азова Пётр I заложил город Таганрог. Но чтобы удержать выход к морю, предстояла долгая и упорная борьба с владычицей Чёрного моря - Османской империей. В одиночку Россия вести её не могла: нужны были союзники, кредиты, вооружение.
В 1697 г. в Европу отправляется делегация из России, так называемое "Великое посольство" в составе 250 человек. В "Великом посольстве" находился сам царь под именем Петра Михайлова. Ему было 25 лет. Целью "Великого посольства" было: оповестить западные страны о благополучном начале правления Петра; найти союзников в борьбе с Османской империей; познакомиться с западными законами, обычаями, культурой; пригласить на службу в Россию иностранных специалистов различных профессий, в первую очередь знатоков военного и морского дела.
Делегация посетила Голландию, Англию, Австрию, Саксонию, Ватикан. В одних странах Петру оказывали подобающие царские почести, в других же - смотрели как на мальчишку. Это приводило Петра в бешенство. Ему ещё больше хотелось доказать всем в Европе, что он ни в чём не уступает западноевропейским правителям. Пётр знакомился с обычаями, законами, наукой, техникой и политическим устройством западноевропейских стран. Это знакомство убедило Петра в необходимости преобразований всех сфер русской жизни по западноевропейским образцам. Но решить главную задачу - заключить антитурецкий союз Петру не удалось.
В июне 1698 г. Вене Петр получил сообщение о восстании в Москве стрельцов. Стрельцам часто не выплачивали жалованья, и из - за невнимания к их нуждам они постоянно поднимали восстания. Петру донесли, что на этот раз они, якобы, замышляли его убийство. Царь немедленно возвратился в Москву и сразу же учинил кровавую казнь стрельцов. Только в октябре 1698 г. было казнено 799 стрельцов. Причём, Пётр сам рубил головы стрельцам и приказывал это делать своим приближённым. Москва была потрясена жестокостью молодого царя. Пётр же был убеждён в своей правоте. Позже он говорил: "Если бы я не был жестоким, я бы давно не был русским царём". Итак, в Европе Петру заключить антитурецкий союз не удалось. Но он нашёл союзников против Швеции, что давало возможность начать борьбу за выход к морю на севере. В 1699 - 1700 гг. Петр заключил против Швеции Северный союз в составе России, Дании, Речи Посполитой, Саксонии.
В 1700 г. Россия объявила войну Швеции. Началась Северная война (1700 - 1721 гг.). Королём Швеции в это время был Карл ХII. Ему было всего 18 лет (Петру было 28 лет), но он оказался талантливым полководцем. Первое серьёзное столкновение русских и шведских войск произошло в 1700 г. у крепости Нарва. Русской армией командовал французский герцог де Сент Круа, недавно принятый на русскую службу. Плохо обученные русские войска сразу же бежали с поля сражения. Устояли только Семёновский, Преображенский да солдатский Лефортов полк. В знак уважения к их воинской стойкости только им шведы разрешили уйти с поля боя с личным оружием. Командующий русской армией герцог де Сент Круа сам вручил свою шпагу шведам, его примеру последовали почти все военачальники из иноземцев. Русская армия потеряла 6000 человек, весь офицерский состав, состоявший из наёмников - иностранцев, всю артиллерию. Русская армия была разгромлена. Она потерпела самое сокрушительное поражение за всю свою историю.
После Нарвского сражения Карл ХII решил, что Россия окончательно выбыла из войны и все свои усилия направил против Польши - союзницу России в Северной войне. Там в течение трёх лет он воевал против польского короля Августа II, вытесняя его из балтийских провинций. Под Нарвой Пётр I и русская армия потерпели военную катастрофу. Но Пётр I обладал ценным качеством: он мог извлекать уроки даже из своих поражений. Он пришёл к выводу, что без сильных армии и военно-морского флота ему Швеции не одолеть и не отвоевать у неё выхода в Балтийское море. Восстановление армии.
Пётр начал создавать регулярную армию, артиллерию, обучение войск и подготовку офицерского состава. Строительство военных кораблей началось в 1696 г. в Воронеже, затем продолжилось в Архангельске. Их волоком через Карелию стали переправлять в Ладожское озеро. И уже в 1702 г. была взята шведская крепость Нотебург (Орешек, позже Шлиссельбург). Но чтобы укрепиться у Балтийского моря, России на Балтике необходимо было иметь город, который бы был крепостью, торговой гаванью, верфями для строительства будущего флота.
И весной 1703 г. у устья Невы на Заячьем острове, на исконно русских землях, началось строительство военной крепости. 29 июня в день почитания святых апостолов Петра и Павла в крепости была заложена церковь во имя святых апостолов. После этого крепость стала именоваться Петропавловской. Вскоре в крепости под руководством итальянского архитектора Доменико Трезини началось строительство Петропавловского собора. Петропавловский собор стал символом города и усыпальницей царской династии. В 1725 г. здесь был упокоен Пётр I, а потом и все остальные Романовы. Город получил название Санкт-Петербурга. В 1713 г. Пётр I перенёс сюда столицу России.
В 1704 г. русская армия взяла Нарву и Дерпт. Карл ХII всё это время находился в Польше. В 1704 г. по настоянию Карла ХII польский сейм низложил Августа и провозгласил королём ставленника Карла ХII Станислава Лещинского. После этого Карл ХII решил двинуться на Москву. На русской границе шведы встретили упорное сопротивление, чего не ожидали. Карл ХII свернул на Украину, чтобы дать отдых войскам. У шведской армии не хватало продовольствия, боеприпасов. Из Риги ему на помощь двинулся 16-тыс. корпус одного из лучших шведских генералов А.-Л. Левенгаупта с обозом в 8-тыс. телег.
28 сентября 1708 г. у деревни Лесной (близ Могилёва) русский 12 -тыс. отряд во главе с Петром разбил его. Это была крупная победа русских войск над превосходящими силами шведов, и она имела большое, прежде всего, моральное значение. В это время гетманом Украины был Иван Мазепа, мечтавший об отделении Украины от России и создании независимого украинского государства. И. Мазепа пообещал шведскому королю, что на Украине для борьбы с русскими под его знамёна станут 40 тыс. казаков (на самом деле на сторону шведов перешло не более 7 тыс. казаков). Малороссийское казачество в подавляющем большинстве осталось верным России. Затем шведы решили осадить Полтаву, где имелись продовольственные припасы, столь необходимые его войскам. Полтавская битва.
27 июня 1709 г. рано утром состоялось решающее сражение между русскими и шведскими войсками - Полтавская битва. До этого Карл ХII не проиграл ни одного сражения. После Нарвы шведский король считал, что стоит ему начать сражение, как русские тут же побегут. Но Пётр I основательно подготовился к новому сражению. Армия стала неузнаваемой, у неё появилась артиллерия. Кроме того, Петру I тактически удалось переиграть Карла XII. Карл ХII без подготовки в "лоб" бросил все свои силы на русские позиции. В военной науке это безумный приём, но зачастую он приносит победу. Пётр I же разделил свои силы на два батальона. На первую линию обороны русских шведы обрушили бешеную атаку. Она была прорвана. Пришло время вступать в бой главным силам русских - второму батальону. Перед этим Пётр I обратился к войскам с простыми и ясными словами, суть которых можно свести к следующему: " Вы сражаетесь не за меня, а за государство, Петру вручённое. Что касается меня, то знайте, Петру жизнь не дорога, жила бы только Россия". Второй батальон в атаку Пётр I повёл сам. Два часа по шведам в упор била русская артиллерия. Шведы не выдержали страшной бойни и побежали с поля боя. К 11 часам утра шведская армия - сильнейшая в Европе - перестала существовать. Из 30 тыс. шведских солдат 9 тыс. были убиты, 3 тыс. взяты в плен. Ещё 16 тыс. были пленены в ходе преследования. Карл ХII, изменник Иван Мазепа и весь штаб шведской армии бежали в Турцию. Значение Полтавской битвы в русской истории очень велико: Россия была избавлена от шведского завоевания; расстановка сил в Северной войне в корне изменилась; Полтавская битва поставила Россию в ряд великих европейских держав: отныне все важнейшие вопросы европейской политики будут решаться с участием России. Страх русских перед шведами растворился и не появлялся в истории уже никогда.
Прутский поход 1711 г В 1710 г. Османская империя, не смирившись с потерей Азова, объявила России войну. Россия начала войну на два фронта. В начале 1711 г. Пётр I с войском двинулся к границам Молдавии. При этом Пётр I заручился поддержкой господарей Молдавии -Д. Кантемира, Валахии - Бранкована, кроме того, ему было обещано содействие Польши. В конце мая русская армия подошла к Днестру. Здесь оказалось, что Бранкован передался туркам, польская армия заняла выжидательную позицию у молдавской границы, помощь самой Молдавии была незначительной. Турецкий султан, опасаясь всеобщего восстания христиан на Балканах, предложил Петру мир с передачей России всех земель до Дуная: Новороссию, Бессарабию, Молдавию, Валахию. Пётр ответил отказом. Но на реке Прут ситуация для русской армии стала отчаянной: русский 40-тыс. лагерь оказался прижат к реке 130-тыс. турецким войском. Турки установили свою артиллерию на высотах и могли разгромить русский лагерь в любой момент. Ситуация сложилась неслыханная: мог быть пленён сам царь. Это была очередная военная катастрофа. Готовясь к самому худшему, Пётр I, тем не менее, заготовил указ Сенату: в случае пленения его государем не считать и его распоряжений из плена не выполнять. Судьба Петра I и русской армии была в руках командующего турецкой армией – визиря Балтаджи - паша. Пётр I решил вступить в переговоры с турками. Вести их было поручено талантливому дипломату П.П. Шафирову. Только благодаря его дипломатическому искусству, царь был избавлен от небывалого позора. По легенде, тайные переговоры с визирем начала жена Петра I - Екатерина Алексеевна. Царь к этому времени постриг в монахини свою первую жену Евдокию Лопухину и женился во второй раз на литовской крестьянке Марте Скавронской. Она приняла православие, и была наречена Екатериной Алексеевной. Екатерина принимала участие в Прутском походе. Получив намёк на взятку, Екатерина собрала все свои украшения, украшения русских офицеров. Драгоценности были искусно защиты в тушу осетра. Осетра преподнесли визирю. Переговры закончились тем, что русской армии было разрешено уйти в Россию без артиллерии. Россия отдавала Азов, срывала Таганрог, укрепления на Дону и Днестре. Пётр I обязался также не вмешиваться в польские дела и дать пропуск Карлу ХII в Швецию. В 1713 г. в честь достойного поведения супруги во время Прутского похода Пётр I учредил Орден Святой Екатерины. Первой кавалерственной дамой этого ордена стала сама Екатерина Алексеевна.
Гангутский бой (1714 г.). После поражения на юге Пётр ещё решительнее стал действовать против Швеции. Швеция потеряла всю свою армию под Полтавой, но она сохранила мощный флот на Балтике. Пётр основательно готовился к морским сражениям: активно строился Балтийский флот, шла усиленная подготовка личного состава. В 1714 г. у мыса Гангут шведский флот потерпел поражение от русского флота. Это была первая победа молодого русского флота. При Гангуте родилась новая военно - морская держава - Россия. Карл ХII в 1718 г. погиб при осаде крепости в Норвегии. Шведская королева Ульрика - Элеонора - сестра Карла ХII - решила продолжать войну. В 1720 г. русские войска высадились на территории самой Швеции.
В том же году у острова Гренгам была одержана вторая крупная победа морская над шведами. Шведы были вынуждены сесть за стол переговоров.
Цит. по: История Северной войны 1700-1721 гг. М., 1987. С.27-34, 40.
Класс |
Гражданские чины |
Военные чины |
Морские чины |
Придворные чины |
I |
|
|
|
- |
II |
Действительный Тайный Советник |
Генерал от кавалерии; |
Адмирал |
Обер-камергер; |
III |
Тайный Советник |
Генерал-лейтенант |
Вице-адмирал |
Гофмаршал; |
IV |
Действительный Статский Советник |
Генерал-майор |
Контр-адмирал |
Камергер |
V |
Статский Советник |
Бригадир |
Капитан-командор |
Церемониймейстер |
VI |
Коллежский Советник; |
Полковник |
Капитан 1-го ранга |
Камер-фурьер |
VII |
Надворный Советник |
Подполковник |
Капитан 2-го ранга |
Камер-фурьер |
VIII |
Коллежский асессор |
Майор |
Капитан-лейтенант |
- |
IX |
Титулярный советник |
Капитан; |
Лейтенант |
Камер-юнкер |
X |
Коллежский секретарь |
Штабс-капитан; |
Мичман |
- |
XI |
Корабельный секретарь |
- |
- |
- |
XII |
Губернский секретарь |
Поручик |
Мичман |
- |
XIII |
Провинциальный секретарь; |
Подпоручик; |
Мичман |
- |
XIV |
Коллежский регистратор |
Прапорщик |
- |
- |
Цит. по: Табель о рангах // Хрестоматия по истории СССР. М., 1949. Т.2 (1682-1865). - С. 83-85.